О поэте юстиниановской эпохи Павле Силенциарии известно немногое: некоторые сведения содержатся в его собственных стихах, кое-что сообщает о нем современник, поэт и историк Агафий Миринейский. По его словам, Павел, сын Кира, сына Флора¹, «состоя примикирием императорских силенциариев, украшенный славой своего рода и унаследовав от предков большое богатство, много уделял времени науке и красноречию и этим еще более прославлялся и украшался»². Агафий, который пишет около 580 г., говорит о нем в прошедшем времени, поэтому предполагают, что к этому времени Павел уже умер. Должность силенциария в VI в. считалась высокой. Первоначально это были смотрители, следившие за порядком во дворце, но постепенно их функции расширились: в их ведении находился и созыв правительственных совещаний, и охрана персоны императора, как во дворце, так и вне его³. Таким образом, Павел по должности имел непосредственный доступ к Юстиниану. Согласно леммам в Палатинской антологии, он имел двух дочерей, Македонию и Аникитию. Им, соответственно, посвящены эпиграммы AP 7. 604 и AP 9. 770. Македония умерла в возрасте 12 лет. В тексте самих эпиграмм не сказано, что это дочери поэта⁴.

Поэтическое наследие Павла включает в себя около 80 эпиграмм, дошедших в составе Палатинской и Планудовской антологий, а также двухчастное сочинение: «Экфрасис храма Святой Софии» (Descriptio sanctae Sophiae) и «Экфрасис амвона» (Descriptio ambonis).

С литературной точки зрения эпиграммы Павла традиционно оценивались выше, чем крупные произведения. Видимо, исследователей привлекало и их языческое содержание: в основном в них воспевается юная красота и свободная любовь; христианские мотивы затрагиваются лишь на уровне аллюзий. Разумеется, находясь при дворе Юстиниана, язычником Павел быть не мог, так что язычество его стихов чисто литературное: они продолжают традиции эллинистической эпиграммы. Очевидно, Юстиниан был знаком с творчеством Павла и вполне его одобрял: считается, что именно по его поручению Павел написал «Экфрасис Софии» и «Экфрасис амвона», по случаю повторного освящения храма после реконструкции⁵.

Как известно, юстиниановская София была возведена после того, как во время восстания Ника в январе 532 г. погибла ее предшественница – базилика, построенная в первые годы правления Феодосия II и, в свою очередь, заменившая константиновскую Софию. Новый грандиозный храм был возведен за пять лет и освящен 27 декабря 537 г. Через 20 лет, в декабре 557 г., в Константинополе случилось сильное землетрясение. Видимо, оно стало причиной того, что в мае 558 г. восточная часть купола обвалилась, сокрушив киворий и престол (Ioh. Mal. Chron. 18. 128). Реконструкция заняла еще четыре с половиной года. Повторное освящение совершилось 24 декабря 562 г.⁶ О нем также рассказывает Иоанн Малала (Chron. 18. 143). Именно к этому событию и было приурочено написание Павлом Силенциарием «Экфрасиса», который был прочитан им в какой-то из дней между Рождеством и Богоявлением частично в императорском дворце, частично в резиденции патриарха, куда перешли слушатели во главе с императором⁷. Отдельно, в другой день (возможно, на Богоявление 563 г.), был прочитан «Экфрасис амвона»⁸.

«“Напыщенные архаизмы” стиля Павла Силенциария стали причиной того, что два его гекзаметрических “Экфрасиса” с описанием церкви Св. Софии, построенной императором Юстинианом в Константинополе, и ее амвона, впоследствии не вызывали особого интереса, если не считать историков искусства, которые стремятся извлечь из них крупицы информации об архитектуре», – пишет Мэри Уитби⁹.

Между тем поэма Павла Силенциария представляет собой цельное художественное произведение, интересное во многих отношениях, отнюдь не только как свидетельство о первоначальном архитектурном облике Софии. «Экфрасис Софии» и «Экфрасис амвона» можно представлять себе и единым целым. Тогда можно сказать, что поэма содержит три пространные гекзаметрические части, каждая из которых предваряется ямбами:

ямбический пролог – Descr. Soph. 1–134;

гекзаметрическое описание – Descr. Soph. 135–410;

ямбическая интермедия – Descr. Soph. 411–416;

гекзаметрическое описание – Descr. Soph. 417–1029;

ямбический пролог к описанию амвона – Descr. amb. 1–29;

гекзаметрическое описание — Descr. amb. 30–304.

Это произведение продолжает традиции александрийской ученой поэзии и вполне отвечает литературным вкусам и исканиям своего времени. Будучи придворным высокого ранга, Павел Силенциарий, по-видимому, знал латынь и ориентировался также на латинскую традицию. Были замечены его пересечения с Клавдианом¹⁰. Не исключено, что ему знакомы и «Сильвы» Стация: по крайней мере его описания различных видов мрамора, использованного при отделке церкви, очень похожи на Стациевы.

«Экфрасис» сочинялся по заказу и к установленному сроку¹¹, а задача, поставленная перед поэтом, была весьма непростой: он должен был описать на языке эпической поэзии, уже далеком от разговорного, огромный храм, который его слушатели видели своими глазами. Поэма Павла была не просто описанием, хотя Агафий Миринейский советует тем, кто не видел Софии своими глазами, обратиться к его сочинению: «Ибо найдешь в нем полностью и гармонию целого, и тончайшим образом исследованную природу материалов, и изящество, и значение вестибюлей храма, и его величину, и высоту, и узнаешь, каковы изображения, помещенные в высоте, круглые и протянутые в ширину. Из стихотворного описания также узнаешь, как недоступный для непосвященных алтарь украшен самым дорогим способом – сплавом золота и серебра. Отдельно описывается место, предназначенное для таинств, и какие там есть другие большие и малые украшения – не хуже, чем если бы кто в нем часто бывал и все рассмотрел лично»¹².

Вместе с тем, согласно позднеантичным и византийским эстетическим принципам, экфрасис был не искусствоведческим комментарием к памятнику искусства, но самостоятельным произведением, служащим прославлению этого памятника, а в чем-то с ним и соперничающим¹³. Словесная игра дает возможность образованному человеку возвыситься над ремесленниками, строившими архитектурное сооружение.

Разумеется, в центре внимания поэта его главный адресат – Юстиниан, который представляется главным создателем храма, буквально зодчим, автором проекта и строителем, хотя упомянуты и архитекторы: Анфемий из Тралл (Descr. Soph. 267; 551) и Исидор из Милета (552). При этом даже не назван по имени «новый строитель великого храма земли Авзонийской», Исидор Младший, который произвел реконструкцию купола, хотя в стихах его заслуги не обойдены вниманием (Descr. Soph. 276–279). Похвалы удостоен и патриарх Константинопольский Евтихий. Однако подчеркивается, что и строители, и патриарх были выбраны императором и, таким образом, похвала им – это опять-таки похвала ему.

«Экфрасис Софии» открывается 80-строчным прологом, представляющим собой панегирик всей деятельности Юстиниана. Вспоминается и его законодательная деятельность, и военные победы. Поэт также подробно говорит о событиях недавнего времени и о том, при каких обстоятельствах он читает свою поэму, неоднократно прямо обращаясь к императору, патриарху и слушателям.

Способы выражения, к которым прибегает Павел Силенциарий, порой вычурны, язык местами темен и тяжел. Чтобы живописать словесно открывающуюся взорам величественную картину, поэт охотно использует словотворчество, не всегда художественно оправданное. Местами его приемы кажутся однообразными, но при этом он достигает своей цели и передает впечатление зрительского восторга, охватывающего любого посетителя юстиниановской Софии.

Вместе с тем, как отмечалось исследователями, «Экфрасис» Павла «не только панегирический эпос, он также… носит характер вотивной надписи и поэтому должен пониматься и в ином литературном контексте – в контексте псалмов, молитв, гимнов и проповедей, которые сопровождали церемонию освящения 24 декабря 562 г.»¹⁴. «Значим также дидактический способ, каким в тексте передается символика, – при помощи таких слов, как skia, typos, ektypoma, eikonisma, и при помощи подчеркиваемого сопоставления “чувственного” (aistheton) и “мыслимого” (noeton). Несомненно, это мир Псевдо-Дионисия и Максима Исповедника. Но это также и мир Павла Силенциария»¹⁵.

Последовательность описания церкви у Павла близка к той, которую можно видеть у Прокопия Кесарийского (De aedif. I. 1. 23 sqq.): оба начинают с восточной части, с алтаря, который мыслится как «глава» храма, а согласно школьным правилам, описание должно начинаться с самого главного. Поскольку храм уподобляется космосу, описание захватывает четыре стихии: землю (материалы), воду (купель), воздух (основной объем церкви, в котором развешаны светильники) и огонь (освещение). Отражено в нем и движение времени – от утра к ночи¹⁶.

Большая часть «Экфрасиса» написана гекзаметром. В гекзаметре Павел Силенциарий оказывается продолжателем Нонна, произведшего метрическую реформу с учетом изменившейся просодии. Наиболее заметные приметы нонновского гекзаметра: трохаическая цезура, разделяющая стих на две половины, и долгий звук в последней стопе, уже не воспринимаемый на слух, но отмеченный соответствующими буквами. Например:

145   Ἀλλὰ σύ μοι βασιλῆα // φερέσβιον, ὄμπνια Ῥώμη,    

στέψον ἀκηρασίοισι // χύδην καταειμένον ὕμνοις,

οὐχ ὅτι σὸν ζυγόδεσμον // ἐφήρμοσεν ἔθνεσι γαίης,

οὐχ ὅτι σῶν ἐτάνυσσεν // ὑπέρβια μέτρα θοώκων.

Таким образом, это было произведение, написанное на достойном уровне и вполне отвечавшее эстетическим запросам современников¹⁷.

К моменту написания поэмы успехи Юстиниана остались в прошлом: закат его был печален. Завершилась кодификация закона, новых громких военных побед больше не было; опустошительная чума не переставала терзать империю, возвращаясь вновь и вновь. Повторяющиеся землетрясения, восстания, запустение после длительных войн многие воспринимали как признаки приближения конца света. Давно умерла и «благочестивая соработница» (Descr. Soph. 62) Юстиниана, Феодора, – поэт вспоминает и о ней, утешая императора в его горьком духовном одиночестве тем, что теперь он обрел в ее лице небесную заступницу. В контексте поэмы понятно, что молитвы ее не были тщетны: новое освящение Софии – это новая победа Юстиниана. Победа над стихией, попытавшейся уничтожить храм, над заговором, раскрытым незадолго до освящения (Descr. Soph. 29–39), над персонифицированной Завистью, которую упоминает поэт (Descr. Soph. 161 и 221). Восстановление купола Софии внушало надежды на воплощение замыслов Юстиниана в будущем. Эту последнюю победу великого императора и прославил в своем произведении его придворный поэт.

Поэма сохранилась в рукописи X в. Heid. Pal. gr. 23; сохранность текста оставляет желать лучшего. Текст издавался несколько раз, последнее критическое издание (с учетом предшествующих изданий и конъектур) осуществил Клаудио Де Стефани¹⁸, оно и было использовано при переводе.

Экфрасис святой Софии

Великий день! Какой другой сравнится с ним?

Когда и Бог, и царь наш прославляются?

Сравненья нет! Христос-Владыка ведом нам.

Да, точно ведом! Ведь Его прославил ты,

5       Державный, возвестив о Нем и варварам.

В твоих делах Он стал тебе помощником,

Законотворцу и градостроителю.

Возводишь храмы ты, грозишь оружием,

Мир заключаешь и войне кладешь предел,

10     Всегда победа – спутница трудов твоих.

Куда ни глянь: на запад обращаешь взор, –

До Океана власть твоя расширилась,

Хоть обеги всю землю. На восток взгляни, –

Не всех ли победил врагов в сраженьях ты,

15     Иль упредил их раньше, чем пришли они?

И разве не поработил ты Ливию?

В болезнях тяжких обретаешь здравие,

Когда уж нет надежды. Так должно и быть!

С угрозой тайной ты, державный, справишься,

20     Хранимый не щитами и не копьями:

Самой десницей Божьей ограждаемый.

Дивлюсь, всесильный, твоему я мужеству,

Дивлюсь и вере твердой, и премудрости.

Когда враги твои уж изострили меч¹⁹,

25     И день назначен был для нападения,

И во дворец проникли заговорщики,

Вошли в ограду и ворота отперли²⁰:

Поколебать они стремились твой престол,

И уж его коснулись – но, провидя все,

30     Ты выстоял, Единому доверившись

Хранителю — Творцу. С Его лишь помощью

Всех побеждаешь, к цели твердо шествуя.

И что же дальше? От десницы собственной

Мятежных предводитель смерть свою нашел²¹.

35     Как видно, неугодно Справедливости

Спасти его. Ведь с пленными тиранами,

Которых, покоряя, ты живыми брал,

Всегда ты поступал по снисхождению²²,

Превыше естества и в этом будучи.

40     Снисходишь ты к греховным нашим немощам,

Над нашими стенаешь преступленьями,

И часто ты, о лучший, очи кроткие

Слезою горькой орошаешь царственно.

Болезнуя о нашей невоздержности,

45     Скорбях, какие жизни этой свойственны.

И оставляешь дóлги наши тяжкие,

Подобясь Богу многотерпеливому.

Снисходишь сам, когда грехи премногие

Уста нам заграждают и молчать велят,

50     И никому другому превзойти тебя

Не удается человеколюбием²³.

И все деянья наши недостойные

Тебе дают в молитве дерзновение.

Не на Творца ли Бога ополчается,

55     Тот, кто царю не рукоплещет этому,

Столь кроткому, благому, с равным тщанием

Творящему добро врагам и недругам?

Твое спасенье, о державный, — в милости,

Она внушает к Богу дерзновение

60    Душе царицы, отошедшей к вечности²⁴,

Всемудрой, благородной и прекраснейшей,

В которой ты благую соработницу

Имел, пока жила, а по отшествии

Она нам стала клятвой нерушимою,

65     Какой вовеки не преступишь волею²⁵.

Но сказано немало. А теперь дозволь

Отправиться во храм²⁶, куда душа зовет.

Из всех твоих деяний наилучшее

Словами дай воспеть, насколько в силах мы.

70     Своими чудесами победил ты всех,

И вот чудес свидетельство надежное:

Любовь, какую, властелин державнейший,

Ко храму и к тебе питает город наш.

Когда свершал ты празднество торжественно,

75     Тогда и весь народ, и с ним старейшины,

И все, кто жизнь свою проводит с разумом,

Молили, чтоб продлил ты сроки празднества.

Ты уступил. Прошли они. Просили вновь. –

Вновь уступил. И так, мольбам внимая, ты

80    Продлил нам дни блаженного веселия.

После того, как это вступление было прочитано в царском дворце, чтение было прервано, и оставшаяся часть была прочитана в епископии в присутствии святейшего патриарха Евтихия²⁷. Сначала были прочитаны следующие ямбы:²⁸

И вот теперь мы от порога царского

Явились, о, мужи, к порогу Царскому,

Великого Царя, Кто мыслью создал все,

Кто и победы дал владыке нашему.

85     Даров податель²⁹ там нас кротко выслушал,

В театр снизойдя, и с благосклонностью

Свой ум изволил к нашим устремить словам.

А здесь податель таинств³⁰ ожидает нас.

Пускай и он нас примет с благосклонностью!

90     И пусть никто из вас не побранит меня,

Сказав примерно так: «Милейший, что же ты

Пустое говоришь? Ты благосклонности

Просить желаешь у Того, Кто вечно благ,

И кто облекся всяческою милостью?

95     С тобой случится то же, что с любым из нас,

Коль он восхочет, напрягая силы все,

Просить, чтоб солнце восходило днем для нас,

И свет сиял, и чтобы речью речь была».

Пожалуй, отрицать не стану я,

100   Что так оно и есть, но все же, помня цель

Великую и сил в себе не чувствуя,

Боюсь я состязанья, но готов дерзнуть,

Превозмогая страхи и сомнения.

Когда б была надежда слова силою

105   С величием сравняться храма нашего,

когда, пожалуй, в состязанье выступить

Затеей быть могло небезопасною.

Когда же все мы знаем, что никак нельзя

Достигнуть слову высоты деяний тех,

110   Какие царь свершил, средь них же главное –

Созданье храма этого великого.

Все ж нам, предвидя сразу поражение,

Не стоит предаваться косной лености,

А надо нам решимости исполниться:

115   Прекрасное есть нечто в дерзновении!

Когда бы смело и с высоким замыслом

Не создал бы теперь сей храм владыка наш,

Трудом превосходя все ожидания,

Лишился бы и город украшения

120   И не достиг расцвета красоты своей.

Неужто неуместно дерзновение

В словах сегодня, коли нет опасности?

Ведь если что упустим мы по слабости,

Очами сможет то увидеть каждый сам.

125   Судья же нам не бобоед аттический³¹,

А добрые мужи и благочестные,

Равно которым радуются царь и Бог:

Возводят города, бразды правления

Удерживают в слове или в действии.

130   Но все ж не обратиться ли к стихам теперь,

Исполненным благого дерзновения?

Конечно, надо — сам себе отвечу я,

Как будто эхом на слова ответствуя.

Пойдем же наконец к Царю великому!

135   Днесь³² не щитов меня гром вдохновляет, не о победе,

О гесперийской воспеть собираюсь или ливийской³³.

Не низверженье тирана мой стих звонкостопный восславит.

И без хвалы да останется днесь мидян пораженье!

Мир всеблаженный, о ты, городов благой покровитель!

140   Царь наш тебя предпочел прекрасношеломной победе³⁴.

Ну же, давайте скорей, хранительный труд прославляя,

Здание, то, что превыше любого в мире творенья,

В гимнах священных теперь воспоем, – пред ним лишь единым

Никнет любая хвала высоковерхих строений.

145   Ты же царя мне восславь, благодетеля, Рим³⁵ освященный,

Чистыми гимнами ныне воспой его труд градодержный,

Но не за то, что правый закон принес он народам,

И не за то, что твои широко раздвинул границы,

Вплоть до последних пределов земных и брегов океанских, –

150   Нет, но за то, что, воздвигнув в тебе сей храм величайший,

Матери Тибрской³⁶ твоей тебя соделал прекрасней.

Так уступи же теперь, уступи, Капитолия слава!

Столь же превыше мой царь твоих чудес именитых,

Сколько Господь бессильного идола выше и лучше.

155   Вот почему сладкозвучно воспеть тебя призываю,

Град златоризный, хвалу вознося твоему скиптродержцу.

Вождь наш могучей рукой, облеченной крепким оружьем,

Варваров тьмы поразил, копьем их мощным смиряя,

Чтоб под твое склонили ярмо упрямую выю,

160   И понесли, присмирев, на себе твое правосудье.

Вопль испустив, поникла, склоняясь, и черная Зависть³⁷,

Многие стрелы царя-градодержца ее уязвили,

С грохотом пала она и в глубокую пыль погрузилась³⁸.

Ныне и ты к нам приди, о Рим старейший, латинский,

165   Новому, юному Риму созвучную песнь возглашая!

Ныне, ликуя, приди: увидишь, насколько прекрасней

Матери — дочь, ведь всегда родителям это отрадно.

Вы же, мужи, каковым подобает блюсти уставленья,

Все поспешайте сюда, с печалью туманной расставшись!

170   Радостно все облекитесь скорей в белоснежные ризы,

И пятилетние слезы³⁹ стерев с очей омраченных,

Вместе устами потщимся воспеть благозвучные гимны!

Створы небесных врат ключами отверз скиптродержец⁴⁰,

Вождь авзонийский⁴¹, и, праздник устроив, своим мановеньем

175   Всех от забот свободив, веселье широкое начал.

Ибо с тех пор, как обрушился храм, царей⁴² созиданье,

Скорбь неизбывная градом владела. О, будь благосклонен,

Будь благосклонен к словам, земли великий властитель!

Словом благим твоего позволь коснуться мне слуха,

180   Хоть ненадолго! Ведь радость твоих свершений великих

Жало печали в летейских водах навек потопила.

Так и солнечный свет после ночи ненастной отрадней

Путнику будет узреть, и на море затишье благое

Сердце врачует пловцов, повидавших бурю и волны.

185   Будь же к словам благосклонен, всесильный, о, будь благосклонен!

Вот уж обрушился свод, на крепких стоявший опорах,

Полусферический купол, для взоров диво, низвергнут!

До основанья потрясся чертог божественных таинств.

В городе все заскакали дома, все сдвинулись с места,

190   И восстенала земля неумолчно, и пыль, восклубившись,

Встала до самых небес, смешавшись с серою тучей.

Разом полуденный блеск затмился, и тьма подступила.

Боже, Христе, Ты, блаженный, простер Свою мощную руку,

Не попустив, чтобы кровью людской чертог осквернился,

195   Чтобы Твоя всколебалась земля от козней тельхинов⁴³,

Не пожелал Ты всевидящим оком светлым увидеть,

Как обагряется кровью алтарь для жертвы бескровной.

Нет, не до самого низа повергся широкостенный

Храм, укрепленный надежно великотрудным искусством.

200   Только с одной стороны обрушились своды апсиды —

Той, что с востока, – и с пылью смешались обломки святые.

Странно то было узреть: как одна почивает во прахе

Часть, а другая, за воздух цепляясь, все ж устояла.

Всякий тогда человек возрыдал над великой бедою.

205   Но, чтоб никто упрекнуть не дерзнул моей песни сирену

В том, что о мрачном поет, забыть не может о горе, –

Слаще нам смех после плача и здравие – после болезни.

Нет, не такую печаль принесло и небесное пламя,

То, что низверглось на землю и жгло ее голую спину,

210   В час, когда воды шипели потоков, жаром палимых.

И не такую – когда излились небесные хляби,

Небо когда отверзло врата вредоносному ливню

И с круговертью широкого моря сравняло долины.

Только лишь мой скиптродержец, услышав скорбные вести,

215   Не помрачился умом, не поддался наветам бессилья,

Не был окован тогда цепями грусти тяжелой,

Разом исторг из души печали жало минутной

И поскорей вдохновил на труды строителей новых.

Тут, потрясая щитом, прорекла к нему Римская матерь⁴⁴:

220   «О, городов всех заступник, творец законов блаженный!

Видишь: ограбила Зависть меня; есть и в злобе услада,

Так что и рядом с тобой, под твоей надежной защитой

Рваная рана зияет в груди моей уязвленной.

Ныне, блаженный (ты можешь возлить на раны лекарство!)

225   Щедроподатель, коснись же меня целительной дланью!

Я ведь всегда под уздою твоей смирялась охотно,

С радостью путь проходя блестящих ваших триумфов.

Ныне склонились мидийцев вожди и кельты притихли,

И пред престолом твоим сложил покорно оружье

230   Индии сын, повелитель слонов, добытчик жемчужин.

Рабски колена свои Карфаген предо мною склоняет,

И корабли стремятся ко мне, полны упованья,

Ход круговратный на небе следя двух звездных медведиц,

Щедрое чадам моим отовсюду неся изобилье,

235   Ветры, усердствуя, дуют, товары к нам пригоняя.

Все это дивным трудам твоим сопутствует. Ты же

Не попусти, чтоб погиб навек под струями Леты –

О скиптродержец, – божественный труд, мое украшенье!

Знаешь ли, царь? Даже если народы земли беспредельной,

240   Под авзонийский склоняясь закон, пред тобою трепещут,

Хоть бы и весь ты построил мне город, но все же не смог бы

Памятник столь величавый другой такой же воздвигнуть».

Так говоря, распростерлась она, чтоб устами коснуться

Ног самодержца⁴⁵. Но он, благосклонно руку десную

245   К матери Римской простер, помогая встать преклоненной.

С мягкой улыбкой, стремясь облегчить ее злостраданья,

Радости полные речи он к ней обратил, изрекая:

«Боль позабудь, о царственный град! Тебя не сразила,

В щит вонзившись, стрела, и еще никогда не бывало,

250   Варварский чтоб наконечник копья прошел в твое сердце.

Бремя заботы тяжелой тебя не сломило ни разу.

Так потерпи же, всецарственный град, свой дух не круши ты,

Верь мне: я сделаю так, чтоб была ты еще именитей,

Вновь я воздвигну главу благозданную славного храма».

255   Так говоря, устремился он к церкви, и слóва быстрее

Были дела. Мгновенно восстав, не стал ожидать он

Спутника и щитоносца, который, славою гордый,

На непреклонную выю подъемлет всегда ожерелье⁴⁶.

Не подождал он жезла, каковой выносится первым,

260   Ни крепконогую юность в ее блестящих доспехах,

Чернообутых и благооружных воинов многих.

Но как пошел он, стеклись и они, кто откуда, все разом,

Вслед устремились за ним. И щиты загремели воловьи,

В мощных руках у мужей, и откликнулось дальнее эхо.

265   Но, как ступил за порог он в церковь, тотчас увидел,

Что основание цело, и тут же, взоры вперяя

В купол обширный, вознес похвалу Анфемия⁴⁷ дару,

Ум прославляя его и блистательный опыт в искусстве.

Первым тот муж заложил основания дивного храма,

270   Споспешеству́я во всем царя премудрым советам.

Был он способен и центр найти и чертеж соразмерить,

Дабы столь прочной стала стена, что и демон-губитель

Натиском злобным своим не смог сокрушить ее крепость.

Ведь устояла она, хоть главы благомощной лишилась,

275   Не пошатнулась, но вся продолжала стоять нерушимо.

Так, по прежним следам, на той же незыблемой тверди,

Новый строитель великого храма земли авзонийской

Вновь безупречной главой увенчал высокие своды.

Только кто воспоет, как вновь блестящим убранством

280   Храм оживил он? Кто сможет достойно ныне восславить

Скиптродержателя мысль, благородные творчества муки?

Но умолчим, о властитель, о том, что лишь зодчему внятно,

И устремимся теперь к завершенью трудов твоих славных.

К ним обращусь я, взирая на новосоздáнное чудо,

285   В коем любви божественный луч поражает все взоры.

Смертный, вперившийся в высь блистательновидного неба,

Долго не мог бы стоять, главу запрокинув, любуясь

Звездчатой тверди вращеньем, подобной пестрому лугу.

Но обратил бы он взоры на холм, травою поросший,

290   И возжелал бы взглянуть на цветистые струи потока,

На колосистые нивы, на благодревесные рощи,

На виноградные лозы, увившие крепкие ветви,

И на резвящихся агнцев, на зыбкие листья оливы,

И на лазурную гладь синеструйного тихого моря,

295   Солью омытым веслом моряка мутимую мерно.

Если же кто шагнет за порог священного храма,

Уж не захочет уйти, но, с восторгом очами взирая,

Станет вертеть головой, то туда, то сюда обращаясь.

Для пресыщения нет здесь места: оно удалилось.

300   Вот сколь дивен тот храм, что создал наш достославный

Вождь, соблюдая во всем Вседержителя волю благую!

Да, твоими, о царь, трудами низведена к нам

Милость Владыки-Христа на вечные веки. Не надо

Оссу тебе громоздить на крепкую выю Олимпа

305   И Пелион возносить на главу возвышенной Оссы,

Чтоб человечьей стопой в эфир шагнуть дерзновенно.

Нет, но праведный труд твой свершил великое чудо,

То, что превыше надежд. И гор тебе больше не нужно,

Чтобы на небо взойти, — но, исполнен святым благочестьем,

310   Словно на крыльях, ты в светлый эфир свой путь устремляешь.

Но отчего же я медлю теперь всерадостный праздник

В песнях воспеть? Отчего ж не ступить под своды святые

Нам, сотаинники, чтоб восхвалить великого Бога,

И в мольбах призывать моих вдохновителя песен?

315   Уж притупившийся серп отдыхал от срезанных гроздьев

И ожидал на покое снопов грядущего лета.

Гелиос, вожжи держа, оставил Нота пределы

И проезжал по студеным полям козы рыбохвостной⁴⁸,

Уж миновав метателя стрел⁴⁹ печальную область.

320   Рано рожденная вышла тогда почтенная Эос,

С громом врата отворив бессмертного нового храма,

Внутрь войти приглашая народ и с ним – господина.

Темная ночь уж слабела, а свет дневной укреплялся.

Истинно: так же, когда достроен был храм величайший,

325   Ночь страданий ушла и радости свет воссиял нам.

Так подобало тебе, скиптродержец, а вместе и Риму,

Так подобало, чтоб, день предварив бессмертного Бога,

Храма врата отворились, народ благосклонно приемля.

Так подобало, чтоб вслед за празднеством этим чудесным

330   День Рождества Живодавца-Христа пришел, торжествуя.

Вот и закончилась ночь, предварив быстроногую Эос,

Всем торжество возвестив, и Бога вестник бессмертный

Принял тогда хоровод ночной в ликованье всеобщем,

В храме предивном, где гласом божественным песни и гимны

335   Целую ночь Владыке-Христу мужи воспевали

И не смолкая, звучало окрест согласное пенье.

Только когда рассеяли мрак, скрывающий землю

И небосвод озарили лучи зари розорукой,

Мигом собрался народ, и советники мудрые с ними,

340   Те, что воле царя многомощного служат исправно.

Все подносили дары, Царю-Христу угождая,

В неутомимых руках держа серебристые свечи.

А предводителем был благочестного хора — священник⁵⁰,

345   Тот достохвальный священник, которого выбрал для храма

Вождь авзонийский. И даже широкая улица в Риме

Тесной была для толпы. Взойдя под своды святые,

Благодаренье вознес народ. И каждому мнилось,

Будто по своду пречистого неба ногой он ступает.

350   Так отворите мне дверь, посвященные, да, отворите!

Вы отворите чертог боговидный для наших хвалений!

И вознесите молитву словесную. Ибо пристало

Всем, кто в ограду вступил, устремить к вам с надеждою взоры.

Три рассеченные сферы с востока там распростерты,

355   Выше над ними, над крепкой опорой стен прямозданных

Сферы четвертая часть возвышается, все их объемля.

Будто бы гордый павлин в торжестве над крепкой спиною

Многоочитый свой хвост раскрывает и пестрые крылья.

Эти возглавья зовут мужи, искусные в деле,

360   «Конхами», ибо подобие им найдется средь влажных

Раковин моря, и все мастера их так называют

На языке на своем. Посреди же конхи срединной

Есть для священников троны; ступени идут полукругом

По возвышенью. Последние – у́же других и теснее,

365   И завершая собою сей круг, смыкаются к центру.

Те же, что выше, до самых серебряных тронов доходят,

И полукружьем своим расходятся шире и шире,

И окружают шатер, возвышающийся посредине⁵¹.

Прямо за ним углубленье в стене, сначала прямое,

370   Вверх поднимаясь, оно полукруглым кончается сводом.

Напоминает в разрезе цилиндр, а вовсе не сферу.

Но полукружьем кончается свод, подпертый столпами.

Две еще конхи там есть: они отходят на запад,

Словно широких ладоней охват, простертых к входящим,

375   И обнимают пришедший народ, согласно поющий.

Их подпирают собою столпы с главой позлащенной,

Убранной тонкой резьбой. Они поставлены кру́гом.

Сделаны сами столпы из блестящего камня-порфира⁵².

Свод неподъемный несут на плечах, что нильские Фивы

380   Некогда видели рядом, на скалах пышнопоножных⁵³.

В ярусе верхнем с обеих сторон колонны двойные,

Той и другой основанья апсид, и тут же – тройные,

Только поменьше размером они⁵⁴. В продолжение нижних,

Волей строителей, мудрых мужей, в полукружья вписались.

385   Ими воздвигнуты эти столпы, подбитые бронзой,

Все в позолоте, в узорной резьбе, утешение взору.

Выше порфирных столпов вознеслись другие колонны,

Зеленоглазой скалы то цветы из земли фессалийской.

Портик блистательный, что наверху, для жен предназначен.

390   Видом колонны такие же, точно и снизу, числом же

Шесть, а не два столпа фессалийских здесь можно увидеть.

Истинно: муж удивленья достоин, кто дерзновенно

На основанье колонн двойных воздвигнул другие,

Не побоявшись столпы утвердить на воздухе зыбком.

395   То же, что между колонн фессалийского камня осталось,

Он укрепил опорами прочными, где преклоняют

Жены, чтоб им отдохнуть, свои многотрудные локти.

Если же взор устремишь на восток, на своды апсиды,

Вмиг испытаешь восторг, узрев великое чудо.

400   Ибо поверх остальных апсид возвышается сверху

Воздухоплавная твердь, на крепких лежащая сводах.

В воздух стремится она, до самой главы дорастая.

Вплоть до самого верха восходит она, опираясь

На основанья столпов посреди бессмертного храма.

405   Так углубленьем огромнейшим в воздух возносится конха,

Сверху одна, но спускается вниз, на три разделяясь

И раздробляясь еще по задней стене соразмерно,

Окон пять светоносных наружу она открывает.

Все они тонким стеклом покрыты, и на восходе

410   Входит, сияя, сквозь них розовоногая Эос.

Чтение вновь было прервано, а затем прочитаны следующие ямбы:

Когда бы я пытался пригласить вас всех

К иному зрелищу, пожалуй, кто-нибудь

Докучливым бы это счел. Но ныне я

Уверен, что, поскольку вы пришли во храм,

415   То усладить стремитесь слух и зрение.

Так что же дальше? – Вот сейчас услышите.

С запада то же увидите вы, что видали с востока.

Только отличье в одном: не будет здесь посредине

Этой апсиды огромной, изгибом прорезавшей своды.

420   Если в части восточной мужи, посвященные в тайны,

Мудрые пастыри, в ряд водрузили блестящие троны

Из серебра, что блистают металла красой беспредельной, —

С запада можно узреть врата с отделкой искусной,

И не одни: тройные проходы внутрь приглашают.

425   И за вратами чертог протяженный приемлет входящих,

Всех призывая скорей вступить под обширные своды.

Он по длине — как вся ширина просторного храма.

Этот чертог у греков-мужей называется нартекс.

Там всю ночь напролет звучит согласное пенье

430   И неумолчно Христа-Благодетеля слух услаждает.

Там же звучат всечестного царя Давида⁵⁵ напевы⁵⁶,

Попеременно поют их мужи, причастные тайнам,

Кроткого песни Давида, кого Сам Бог прославляет,

Славного мужа, того, чья отрасль, всепетая Дева,

435   Божия Сына, безматернего, прияла во чрево

И возрастила Христа в неискусобрачной утробе,

И — бессеменного — материнским подвергла законам.

Семь священных ворот из нартекса путь указуют,

И всей гурьбою народ зовут в основное пространство.

440   Там, где фронтон и метопы, одни ворота выходят

К югу, другие — на север, а все остальные закрыты⁵⁷,

И лишь привратник рукою засов отверзает гремящий

Тех ворот, что прорезали заднюю стену чертога.

Да, но куда я стремлюсь? Что за ветер нестойкое слово,

445   Будто бы в море корабль, несет в блужданье бесцельном

Прочь от родимой земли? Вернись же, песнь моя, к цели!

Надобно чудо воспеть, достойное слуха и речи.

Ибо с востока и с запада, от полукружий апсидных

Между столпами двойными, фиванского мрамора, встали

450   Крепких четыре стены, которые спереди гладки,

Сзади же прочных опор основанья собой закрывают.

Спереди стянуты стены колоннами и благолепно

Разделены на четыре столпа в своем основанье.

Сложены из нерушимых камней они, а меж ними,

455   Прах обожженного камня с водой в цемент претворивши,

Соединенье строитель свершил с величайшим искусством.

Стены же служат опорой гигантскому своду чертога.

Напоминает он радугу блеском своим многоцветным.

Обращены колоннады его к Зефиру, к Борею,

460   К южному Ноту и к Эвру⁵⁸, объятому пламенем жарким.

На завершениях стен вверху покоится купол.

Снизу смыкаются стены и соединяются крепко

С теми, что рядом с другой стороны подходят вплотную.

Кверху они разделяются, дуги собой образуя,

465   И, понемногу путем отходя воздушным и зыбким,

Дальше и дальше расходятся между собой.

Но пустоты Посередине украшены славой трудов величайших:

Там, где расходятся дуги по воле чудесной искусства

Воздух свободный открыв, поднимается скат треугольный⁵⁹,

470  Там склоняются стены, пока не смыкаются выше,

Круг образуя собой, сопрягая высокие своды.

Так четыре стены постепенно сходятся кверху,

Чтобы собою поднять восстающий купол округлый.

Между апсидами, там, где изгиб завершает окружность, —

475   Там обожженная плинфа уложена с дивным искусством.

Там же, где ввысь устремляются стены, достигнув вершины,

Мягким свинцом скреплены сопряженья твердого камня⁶⁰.

Чтобы не свергнулись вниз потоком тяжким каменья,

Градом гремучим катясь и к скорби скорбь прилагая,

Руша опоры свои. А посредством креплений свинцовых

480   Мягко основа легла и камень встроен надежно.

Каменным сделан и свод, что на крепкие стены посажен,

Он закруглен отовсюду. Где ж, словно корнями, крепится

Полусферический купол и дуги встали изгибом,

И полукружья сомкнулись на стенах задних апсиды⁶¹, –

485   Словно венец утвердили мужи. Каймой нависает

Каменный выступ, — на нем тропа проложена сверху:

Узко очерченный путь, где муж-свещеносец проходит,

В неколебимой руке неся святые лампады.

Купол возносится ввысь, повиснув на воздухе зыбком,

490   Круглый, как будто вращается он и видом подобен

Светлому небу, – вот так небосвод покрывает всю землю.

Там, на вершине его, искусно крест живописан.

Дивное чудо – узреть, как мало-помалу сужаясь,

Купол идет в вышину: чем выше – тем меньше и у́же,

495   Только не с острым концом, а именно так, как на землю

Сходит небесная твердь. На стенах, искусно скрепленных,

И на апсидах покоится он…⁶²

Кружится всюду и вверх устремляется…

Каменотесов рука проложила искусно дороги,

500   Взглянешь – и скажешь… О, природа…

Эту красу начертала..

Нет, не так, чтобы они воедино обе сцеплялись…

Неколебимо сошлись на главе, что златом обильна…

Но посреди венцевидно раскинулась верхняя арка…

505   На невозделанной почве, не тронутой вовсе искусством,

Образ креста помещен посреди обширного круга,

Мелкою выложен смальтой — и он сохранился навеки,

Храм доколе хранит Создатель целого мира.

А в полусфере вокруг опоры пятью по восемь

510   Соорудили апсид и окон в них благосветлых,

Через которые свет нежнокудрой Зари проникает.

Я же дивлюсь, какой премудрой следуя мысли,

Наш скиптродержец сей храм начертал, чтоб, ему повинуясь,

В благоуспешных трудах мужи чертоги воздвигли!

515   Плинфой они обожженной связали ду́ги апсиды

И водрузили на них основанья для кровли высокой.

Муж многомудрый, искусством своим в совершенстве владея,

Без древесины совсем⁶³ прекрасную кровлю построил.

Нет, не в ливанских горах с высоких скал финикийских

520   И не с альпийских утесов, не из тенистого леса

Галльский муж-дровосек иль другой, из земли ассирийской,

Острым срубил топором сосну или ель вековую,

Чтобы хватило ее на строительство кровли обширной.

Не кипарис с Оронта брегов, из рощи Дафнейской,

525   И не с патарской горы, густыми лесами поросшей, – 

Чтобы из древа срубить для храма дивного кровлю.

Нет, достохвальный наш вождь, прознав, что нет в целом мире

Столь протяженных древес, замыслил кровлю из камня,

Кру́гом его положив, покрыв четыре апсиды.

530   Свод столь высок и обширен, что скажешь: насколько способно

Око вместить высоту, – созерцает небесные сферы.

Но к Фаэтону и к Гесперу⁶⁴ глядя, опор не увидишь,

Ты под апсидами, где безраздельно колеблется воздух.

В сторону ж бурного юга и к северу, царству бездождья,

535   Крепкие стены стоят и тянутся до основанья

Шарообразного свода, где светят дважды четыре⁶⁵

Дверцы, исполненных света. Стена воздвигнута прочно.

Камни в основу легли и шесть колонн гемонийских⁶⁶.

Цветом подобны они зеленому камню-смарагду.

540   Сверху натянуты мощные жилы неслабнущих вервей,

Обособляют они покои жен по соседству.

Их подпирают четыре главы столпов нерушимых,

Вкопаны в землю они и стоят незыблемо, прочно.

Блеск фессалийского мрамора весь чертог озаряет.

545   От середины его отделяют столпы галерею,

Что протянулась в длину. Никогда такие колонны

Не высекались в молосской земле из твердой породы!

Будто бы их возрастила прекраснодревесная роща,

Словно цветами они изукрашены. А в галерее

550   Посередине другие колонны. Всего их четыре.

Эти столпы водрузил Анфемий многоискусный

Вкупе с всемудрым Исидором⁶⁷. Оба они послужили

Замыслам славным и воле владык прекраснопобедных.

Храм сей чудесный воздвигли они. По размеру же эти

555   Меньше колонны длиной, чем те, что описаны выше.

Ну а порода у камня одна, как от матери общей:

Так же цветами усеяны сплошь и та же в них зелень.

Только не строем стоят на прочных своих основаньях,

Но как будто вросли корнями цепкими в землю,

560  Две против двух. А на них утвержден блистательный портик,

И на столпах четырех — высокий свод закругленный,

Где разместились чертоги для жен, отдельно от прочих.

Рядом ворота видны, что к северу путь открывают

И направляют народ к водáм пречистой купели⁶⁸,

565  Жизни людской обновлению вечному, от прегрешений

Пагубных шрамы с души смывающей необратимо.

Тут же с обеих сторон видны четыре колонны

Из фессалийского нежного мрамора, и галерея

Смотрит к востоку и к западу под рассеченным цилиндром

570  Сводов, а стены ее изукрашены с дивным искусством.

Путь для идущих открыт. А если взглянешь на север,

Двери с двойным косяком увидишь ты пред собою.

Перед воротами в южном крыле — пространства пустые,

Брачным чертогам они подобны видом прекрасным.

575  К светлому югу и мрачному северу видишь другие

Два гемонийских столпа, проконнесского мрамора глыбы,

Прочных, большой высоты, у самых ворот утвержденных.

В сторону солнца — ворота одни, а в сторону ночи

Темной — чрез двое ворот толпа свой путь совершает.

580   Южной подобна во всем галерея, что с севера смотрит.

Той же длины, но имеет она и большее нечто:

Здесь за отдельной стеной обособлено место молитвы,

Где боговенчанный царь авзонийский присутствует в праздник.

Мой скиптродержец здесь восседает на троне высоком,

585   К чтенью таинственных книг он слух преклоняет усердно⁶⁹.

Той галерее, что снизу, подобна верхняя видом,

Женская. Если подняться, с обеих сторон ее видно.

Та же, что тянется к западу, вовсе на них не похожа.

Парной ей нет галереи; она над нартексом встала.

590  Если на запад пойти амвросийного храма захочешь,

Сразу увидишь чертог и четыре при нем галереи⁷⁰.

С нартексом сопряжена одна, а все остальные

В разные стороны свой устремляют путь многовидный.

Посередине стоит, как пуп чертогов пространных,

595  Из иассидской скалы точеная чаша большая⁷¹.

Там многошумный поток струей взметается в воздух,

Из меднозданной трубы струей разливается светлой.

Тяготы многих страстей смывает он, если народы

В месяц златохитонный⁷², в таинственный праздник Господень⁷³

600  Ночью пречистую воду ковшами черпля, уносят.

И возвещает струя о силе Божьей: к водáм тем

Не примешается нечистота никакая вовеки,

Даже когда от источника отделены они долго

И остаются в домах порой на многие годы.

605  Стены из гладкого камня украшены с дивным искусством,

Так и блистают кругом. Проконнесса приморского мрамор

Весь покрывает чертог. И многоузорчатый камень

Будто картины собой образует. Там можно увидеть

Плиты, на восемь частей разделенные, иль на четыре,

610  Соединенные вместе прожилками. Сколь совершенно,

Сколь живописно сложились они меж собой воедино!

Тут и там ты увидишь, как возле стен и чертогов,

Вне амвросийного светлого храма раскинулись вольно

Залы, лишенные крыши ⁷⁴. И там с великим искусством

615   Здания все благолепно изубраны и отовсюду

Ясная льется заря, заливая собою чертоги.

Кто же, имея уста громогласные старца-Гомера,

Мраморный луг воспоет цветистый⁷⁵, тот, что по стенам

Крепким высокого храма повсюду раскинулся вольно

620  И по широкому полу? А там зеленый каристский

Мрамор как будто резцом испещрен стальным, зубовидным.

Розовый камень и рядом другой, воздушный и белый,

Или пурпурный – и тут же серебряный с ним вперемежку⁷⁶,

Нежно мерцающий. Много того, что на Ниле обильном

625  На корабли погрузив, по воде к нам доставили быстрой.

Мрамор пурпурный, он белыми звездами сплошь изукрашен.

Здесь же и нежно-зеленый узришь, Лаконии славу.

Рядом другой, узором извилистым весь он змеится –

Этот добыт в руднике иассидском от глыбы огромной,

630   Белый, и красный, и синий, бок о бок идут полосами.

Тут же лидийских отрогов дары открываются взорам:

Изжелта-бледный и рдяный, как будто цветов вязеницы.

Зной ливийских пустынь, золотыми грея лучами,

635   Камень растит золотистый и камень шафранный лелеет

Возле обрывистых скал Маврусийской вершины высокой.

Также в горах ледяных и в кельтских копившийся гротах

Мрамор блестящий и черный, насквозь пронизанный белым,

Коего тонкие жилы повсюду расходятся вольно.

640  Также и оникс, рожденный средь копей, искрящихся светом,

Изжелта-бледный, и мрамор, какой на гладких равнинах

Средь Атракиды⁷⁷ рожден, вдали от гор и ущелий.

Тут и зеленый в избытке, тот цвет, что подобен смарагду,

Тут и темнеющий, из травянистого в синь отдающий.

645   Белый, похожий на снег, и рядом черный, блестящий,

Соединились в смешенье прекрасном на камне едином.

Прежде, чем сотворить многоценное чудо из камня,

Каменотес нарезает пласты и мелкою крошкой

Мрамора он как будто рисует на каменных плитах⁷⁸,

650  Рог изобилия изобразив, отягченный плодами.

Здесь и корзины, и листья на ветках живописал он,

Здесь и птица сидит, и здесь, цепляясь за сучья,

Золотокудрой лозой виноград увивает колонны

И, своенравно стремясь, повисает на самых вершинах,

655  То прижимаясь к скале, то совсем от нее отделяясь,

Так что и тень бросает листва на верх капители⁷⁹.

По галерее, по стенам стремится он неудержно

И по высоким столпам, по уступам каменным вьется.

Здесь многовидный аканф, во всю широту простираясь,

660   Мягко свивается в жгут, образуя живые сплетенья.

Радостный он, золотой, остролистной цепью кружится⁸⁰.

Мрамор округлый, как щит, подобный пурпурному диску

В ободе круглом блестит, чаруя прелестью камня.

Пол обширный покрыт скалой проконесской единой,

665  Что преклонила охотно хребет для всевластной царицы⁸¹.

И как боспорская гладь дрожит переливчатым светом,

Так, подобно волне, серебристый мрамор темнеет.

Златоукрашенный свод искрится мелкой мусией⁸²

И наполняет чертог сияньем ее золотистым.

670  Скачущий луч, попадая в глаза, слепит нестерпимо.

Скажешь: то сам Фаэтон явился порою весенней

И в полуденный час золотит окрестные скалы.

Мой скиптродержец, сведя все зéмли в единое царство,

Все их богатства собрал, авзонийцев и варваров клады,

675   Не пожалел никаких камней драгоценных и редких

Для украшенья сего амвросийного Божия храма,

В коем надежду свою полагает Рим горделивый.

Не пожалел он и серебра, собрав отовсюду,

Здесь и Пангейский хребет⁸³, и Сунийского мыса вершина⁸⁴

Сереброносные жилы глубин открыли. И копи

681   По повеленью владык свои утробы разверзли.

Ибо то место, какое под сводом великого храма

Отделено к принесению жертвы святой и бескровной⁸⁵,

Нет, не костью слоновой, не медью, не срезами камня, –

685  Сплошь металлом серебряным убрана эта преграда.

И не на тех лишь стенáх⁸⁶, какими муж посвященный

От многогласной толпы отделен, воспевающей гимны,

Плиты блестят серебра⁸⁷, но даже сами колонны

Все целиком бронею серебряной скрыты надежно

690   И испускают лучи, сверкая, – всего их двенадцать⁸⁸.

Сверху на них⁸⁹ благотрудной рукой поставлены стройно

Диски овальные⁹⁰, все истонченные острым железом⁹¹.

А посреди – Божества Пречистого образ начертан,

Облик Того, Кто рожден без семени в плоть человека.

695  Там же и ангельский чин представлен, крылатое войско:

Все преклонили главы, напрягая гибкие шеи,

Ибо нельзя им узреть сиянье славы бессмертной,

Платом очей не прикрыв, хотя Господь и подобен

Людям, и чистая плоть сплетенье жил повторяет.

700  Вестников Божиих⁹² там резец рисует железный,

Первых, кто до того, как Бог воплотился от гласа

Уж возвестили Христа, воспев божественной песнью.

Но и обличья других⁹³ не забыты чудным искусством,

Бросивших сети свои, чешуйчатой полные рыбой,

705  Тех, кто, презрев суету, забыл мирские заботы

И за Небесным Царем последовал, слыша призывы,

Тех ловцов человеков, кто, ловли искусство оставив,

Сети забросил свои в пучину жизни бессмертной.

Ну, а с другой стороны⁹⁴ Христа пречистую Матерь⁹⁵

710  Изобразило искусство, Приемницу вечного света,

Ту, что на лоне святом вскормила Создателя лона.

Посередине святой ограды, что отделяет

Сонм священства от прочих, начертана славная надпись,

Много в ней слов, и она имена в себе сочетает

715  Наших царя и владычицы⁹⁶. Это щитообразный

Выпуклый круг, и на нем представлен посередине

Образ честного креста⁹⁷. Ограда эта имеет

Для посвященных три входа: на каждой грани продольной

Дверцы малые три рукой искусной пробиты.

720  А над престолом златым, всепречистым, воздвигнута башня⁹⁸

Ввысь уходящая, в воздух просторный, красы несказанной.

Встала она на клетях серебряных четверостворных,

Утверждена на столпах четырех серебряных, сверху ж

Четырехскатная клеть на серебряных ножках подъята.

725   Сверху, на клетях шатер распростерся, конической формы,

Шишке подобится, но не во всем: в своей он основе

Не закругленный, не гладкий, как будто в плавном вращенье,

Но восьмигранный и, вверх поднимаясь, сужаются ребра

Мало-помалу, к вершине сходясь его остроконечной.

730   Восемь серебряных граней на нем, и сцепления ради

Тянутся длинные ребра меж ними, они ж треугольны

И меж собою скрепляются восьмиугольной фигурой,

А восходя, постепенно к единой точке стремятся⁹⁹.

Там же искусство явило нам образ прекраснейшей чаши,

735  Чаши края лепесткам подобны изящным изгибом, –

Вид их таков. В середине же место занято сферой

Тоже серебряной, небу подобной, а сверху над нею

Крест осеняет пространство. Пусть Бог к нам милостив будет!

Сверху по сводам аканф многоцветный резной протянулся.

740  От основания конуса кружится он прихотливо.

Ну, а прямые лучи как будто плодами душистой

Груши прекрасной усажены сплошь, и сверканьем различным

Переливаясь, стремятся достигнуть самого верха¹⁰⁰.

Там же, где сходятся встык края основанья, и крепко

745   Сцеплены вместе, поставили и утвердили надежно

Чаши из серебра. И каждая чаша – подсвечник.

Свечи стоят в ней, как будто из воска, но пламени нет в них.

Света они не несут, красоты лишь поставлены ради¹⁰¹.

Закруглены они гладко, в металл блестящий одеты.

750  Свет отражает и он, лишь только огня не имеет,

Блеск серебро источает, а вовсе не пламя над воском.

А на столпах золотых золотой престол утвердился,

На золотом основанье столешница — диво для взоров.

И драгоценных камней многоцветное видно блистанье.

755  Да, но куда я стремлюсь? Подожди, безудержное слово!

Стой же, замри в онемевших устах, о звук дерзновенный!

Не обнажай перед всеми того, что видеть не можно!

Вы же, престола служители, те, кому это пристало,

Тканью сидонской, окрашенной в цвет пурпурной улитки,

760  Весь заслоните его, полотно, словно парус, раскрывши,

На четырех серебряных ребрах покров закрепите,

И, распустив его вниз, покажите народу простому

Золота вдоволь и все ухищренья благого искусства.

Вот, на завесе одной лик Христов показан священный,

765  Изображен не рукой многотрудной, к работе привычной,

И не резцом, не иглой, что по ткани вольно блуждает,

Нет, но катушками выткано с нитью на них многоцветной,

Нитью причудливо свитой, что варварский червь¹⁰² испускает.

А золотое сиянье лучей розолокотной Эос

770   Все облаченье божественных членов собой пронизало.

Пурпур тирийский улитки морской хитон разукрасил

Тот, что на правом плече, из крепко скрученных нитей.

Плащ с Него соскользнул, живописно вниз устремляясь,

Слева ж одежда свисает, покров прекрасного вида.

775   Левое скрыто плечо, представлены на обозренье

Локоть и самая кисть. И пальцы десницы как будто

Тянутся в благословенье, звучит святейшее слово.

Шуйцею книгу Он держит, словес божественных кладезь¹⁰³,

Ту, что приносит нам весть о Его промыслительной воле

780  И о деяньях, что Вождь совершил, на землю сошедший.

Стола златая сверкает, как пламя: ведь в ней, пестротканной,

Нить золотая надета на тонкую нить основанья, –

Полая нить, отверстье внутри у ней, точно у флейты,

Пленница, прикреплена она к ткани и крепко пришита

785   Острой иглой и тонкою нитью серийского шелка¹⁰⁴.

Тут же с обеих сторон два божественных вестника встали:

Павел, исполненный всяческой мудрости муж, богоданной,

И всесильный ключарь, стерегущий небесные двери¹⁰⁵,

Властью над узами кто наделен, на земле и на небе.

790   Этот держит в руках священной полную речи

Книгу, а тот на жезле подъемлет крест златоверхий.

Оба в серебряных ризах – так выткали их многотрудно,

Плотно нить уложив. Поверх их глав амвросийных

Видно подобие храма, тройной углубленье апсиды¹⁰⁶,

795   Дивно украшенной. Ввысь поднимается, к куполу храма

Свод, на столпах четырех золотых утвержденный, а сверху

На златотканом покрове изобразило искусство

Множество славных строений великих царей-градодержцев¹⁰⁷:

Там ты увидишь приюты больных, дома исцелений,

800  Там и священные стены, чудес обитель небесных¹⁰⁸,

Где благодать от Христа изливается мощным потоком.

А на покровах других царя с царицей¹⁰⁹ увидишь,

Там протянула Мария Сама к ним длани благие,

Тут – Христос простирает к ним руки. И все это пряжей

805   Выткано сплошь золотой и пестрой пронизано нитью. 

Блеском чертог весь одет¹¹⁰, всему в нем станешь дивиться,

Все очами узрев, восхитишься, но будет бессильно

Слово воспеть красоту вечернюю. Скажешь, пожалуй:

Это ночной Фаэтон озаряет светом чертоги¹¹¹.

810   То многомудрая мысль моих царей усмотрела,

Как по уступам пустить ступенчатым сети сплетенья

Длинные, отягощенные медью. От сводов высоких

Вниз сбегают они, до основанья чертога.

Так, спускаясь путем извилистым с самого верха,

815   Все устремляются долу, все ниже и ниже, как будто

Скоро достигнут земли, но прежде, чем пола коснутся,

Вновь возвращаются ввысь и ровный круг составляют.

Как в хороводе, кружатся они, бегут вереницей.

Диски из серебра венец украшают воздушный,

820   Что под высокими сводами храма повис посредине.

Цепи иные, от вышних путей отклонившись, свисают

Над головами людей, круги собой образуя.

Муж многомудрый их все резцом прорезал железным,

Чтоб из стекла, закаленного в пламени, вставить сосуды¹¹²

825   В цепи и чтобы они висели над головами,

Свет принимая ночной, и чтобы не дисками только

Он отражался, сияя. Но также увидишь средь круга

Образ великий креста, сверкающий многоочито¹¹³.

К кругу примкнул он, просверлен отверстьями, в них же крепится

830   Множество светлых лампад. И так из огней благосветлых

Словно идет хоровод по кругу. Скажешь, пожалуй:

«Это на небе Арктур сияет и кольца Дракона

Вместе с небесным Венцом, поражая смертные взоры»¹¹⁴.

Так по обширному храму вечерний свет пробегает,

835   Весь отражаясь в блистанье. И тут же меньший в размере

Круг ты увидишь, венец второй, освещающий своды.

В центре чертога еще один круг укреплен благосветлый,

Что отражает лучи. Так тьма убегает в испуге.

Возле колонн галереи с обеих сторон ты увидишь:

840   Однолампадных подсвечников ряд, поставленных плотно,

Близко один от другого, по всей длине протянулся

Храма обширного. Каждый подсвечник увенчан сосудом

Из серебра, уплощенным, как чаши весов, и лампада

В каждом стоит, до краев налита благосветлым елеем.

845   Но не только внизу, на полу светильники светят.

Много увидишь других, висящих то выше, то ниже,

Тихо колеблясь. К цепям они крепятся и заливают

Сладостным светом чертог, на путях блистая воздушных.

Так двухвершинных Гиад сиянье на небе светит

850   Прямо в созвездье Тельца, половину его занимая.

Множество там кораблей ты увидишь серебряных¹¹⁵. Груз свой

Светоприимный несут на борту они и проплывают,

Точно по морю, по воздуху, путь совершая в пространстве,

И ни Боот им поздний не страшен, ни веянье Нота.

855   А в основание, в пол железные вделаны копья,

Груз они над собой перекладин держат двучастных¹¹⁶.

Рати священные храма смотрителей, вооружившись

Рдяными кольями, светочи их возжигают прилежно.

Те — внизу, у преграды, где стройные встали колонны,

860  На основаниях крепких, другие – поверх капителей¹¹⁷.

Там разбежались они привольно вдоль стен галереи,

Чтоб не остались ни стены во тьме, ни высокие своды.

С каменных верхних уступов подвешен обод округлый.

Установил там лампады на медных прочных крепленьях

865   Муж посвященный¹¹⁸, и так озаряются стены и купол.

Так, словно деву-царевну когда облачают в убранство,

И ожерельями нежную шею ее обвивают,

Так что идет от них блеск золотой и сверкает, как пламя, –

Так же и мой скиптродержец обвил апсиды цепочкой

870   Светочей ясных, по выступам стен их пустив круговидно.

А на колоннах серебряных¹¹⁹, сверху, над выступом арки¹²⁰,

Узкой и длинной тропой протянулся путь пешеходный¹²¹,

Светочи тут же вблизи на высших точках сияют,

Словно бы выросло древо, сосне подобное горной,

875   Или как будто стоит кипарис с листвой нежнокудрой.

Остроконечна вершина его, а ниже кругами

Чуть расширяется крона, пока наконец не коснется

Верхнего обода и вкруг ствола спускается к полу.

Огненный цвет расцветает на нем, а вместо кореньев

880   У огненосных древес в основанье огромные чаши

Из серебра¹²². Посреди ж нежнокудрой рощи древесной

Образ нетленный креста для смертных путь освещает.

Словно глазкѝ, сверкают на нем блестящие гвозди.

Так многовидный чертог освещают тысячи разных

885   Светочей, что на цепях его кругом обвивают. 

Те поднимаются вверх, к галереям, те посредине,

Те — на юг и на запад глядят, а те — с капителей.

Молнией пламя сверкает на них, и светлою стала

Ночь, уподобившись красками всеми дня многоцветью.

890   Кто-нибудь светом любуясь, на обод смотрит округлый,

Кто на деревья глядит и с души печаль совлекает.

Кто-то на легкий сосуд, а кто-то любуется долго

Той высокой свечой, что одна украшает подсвечник.

Кто-то на символ великий Христа насмотреться не может.

895   Путники так же глядят на свод безоблачный неба,

Каждый своей любуясь звездой на своде обширном.

Смотрит один на Тельца, другой – на сладостный Геспер,

Пристально тот на Боота глядит и духом ликует,

Этот вперил в Ориона свой взор и в след от Повозки,

900   Многими звёздами свод озарен пространного неба,

Много открыто небесных путей, и ночь веселится.

Так, словно в полдень, чарует наш взор чертог благозданный,

Светочи в нем перекличку ведут, лучи испуская.

Радости всех исполняет сиянье небесного света,

905   Прочь из души изгоняя печаль и сумрак зловещий.

Всех озаряет священный тот свет. Так точно в пучине

Правит кормилом моряк, направляя судна стремленье.

Если оставит неласковый Понт, вздымающий волны,

И меж утесов блуждающих путь уклончивый держит,

910   Страхом окован в душе, по ночным извилистым тропам;

Или когда от Эгейских зыбéй идет к Геллеспонту,

Свой направляя корабль навстречу противному ветру,

И надувают ему паруса ливийские вихри,

То ни Елика ему не мила, ни свет Киносуры,

915   Нет, не на них он глядит, средь волн пути пролагая,

Но прозревает сиянье лампад великого храма,

Путеводительный свет кораблям: не только ночные

Светят огни (знаменит тот маяк на бреге Протея,

Там, где напротив ливийской земли Фарос прилепился)¹²³. –

920   Помощь приходит желанная к ним от Бога Живого.

О, скиптродержец! Живи и пребудь на многие лета,

Светом Востоку и Западу стань! Тебе, многопетый,

Эос и Геспер заботы свои всегда поверяют.

Гаваней тихих лазурная гладь ответствует миром,

925   Всякий прибрежный хранит она град. Ревущие волны

Натиск теряют и силу свою в затонах стоячих,

Пенным угрозам Нерея они уже неподвластны.

Так и речная вода свой шумный бег усмиряет,

У переправы теперь грабитель пешим не страшен.

930   Неукротимый досель, потоком мощным текущий,

Ныне в Вифинской земле пленен мигдонийский Сангарий¹²⁴.

Перехватили мосты его широкую спину.

Эти слова подтвердит любой, кто воочию видел.

Пусть же тебе, о, блаженный, всегда хранимый судьбою,

935   Многие лета еще прожить на земле приведется¹²⁵.

Здесь ты справляешь триумф – гесперийский, ливийский, эойский¹²⁶,

Сила твоя – до пределов земли простерлась. Тираны

Собственной кознью своей сражены и встретили гибель,

Пальцем тебе шевельнуть не пришлось, – главы уж сложили,

940  Все прекратилось само, а ты не успел и услышать

Весть о недобрых делах. Ведь если сама Справедливость

Перед твоими стопами прострет противника-мужа,

Праведный сдержишь ты гнев, подавишь бурные страсти,

Умилосердившись, мир учредишь удобопреклонный.

945   Тотчас и медная цепь, какою враг был закован

И содержим до суда в нерушимых карающих узах,

Свой отверзает засов, а ты с приветливым взором

Прежнего недруга сразу в число друзей принимаешь.

И не на казнь поведешь – подаришь пояс почетный¹²⁷.

950   Приобретаешь ты то, что едва не сокрыла могила:

Нового тело слуги. И кротость твоя одержала

Больше побед, чем железо, о трижды сиятельный вождь наш!

Прежнюю тотчас вражду противник твой забывает,

И вместо страха любовью к тебе проникается верной.

955   Голову он добровольно под иго твое преклоняет.

Знаешь ты сам, насколько любовь сильней принужденья,

Знаешь, что пастырь, вола на лугу цветистом пасущий,

Звуком свирели его направляет, не посохом тяжким.

Вот почему вдохновителем дел твоих становился

960   Вождь наш, Христос. Он решенья твои уздой богомудрой

К лучшему Сам направлял, и когда для битвы суровой

Надобно было клинок обнажить, и когда его спрятать.

Он и священнослужителя мудрого дал тебе выбрать¹²⁸,

Чтоб по пути добродетели шел, не колеблясь нимало,

965   Четверочастное иго неся, чтоб к престолам высоким

Римским его предводил небесный божественный голос.

Только от гимнов, тебя прославляющих, добропобедный,

Ныне чуть в сторону мы нашу песнь отведем и восславим

Достопочтенного пастыря. Песнь эта, царь, и твоя ведь¹²⁹,

970   Общая – ваша победа, одна и награда обоим

В подвигах добропобедных и градостроительных славных

Пышный венец равнó обоим главы осеняет.

Ибо когда, скиптродержец, своей животворною волей

В этот удел совершителя тайн ты поставил благого,

975   Тотчас и демонский натиск погибельный силу утратил,

Тотчас же ты усмирил страстей неистовых битву,

Тотчас труды градодержца успех снискали великий.

Так преклони же к словам моим ныне слух благосклонный,

О многопетый отец, хозяин Божия храма!

980   Здесь, под твоею печатью царей обеты хранятся,

И по молитве твоей Победа крылатая скоро

Игу благому царей подчинила выи народов.

Быстро бряцание бычьих щитов о щиты прекратилось,

Пали смутьяны под ноги царя, и тысячи тысяч

985   Варваров в Риме сошлись, со всей земли собираясь,

Лишь услыхав про святость твою и про мир, о триславный!

Слышал я только вчера, как от скопищ мужей чернокожих¹³⁰

Тяжко стенает божественный храм, но мольбами твоими

Скоро они преклонили свои непокорные выи

990   И подчинились и воле небесной, и трону земному.

Жалки лишь те, кто руку твою на темя не принял!

Руку благую, что всех от губительных козней спасает,

Руку хранящую, руку, что сѝрот премногих питает

И избавляет от всякой нужды и тяжкой заботы.

995  Ты от рожденья украшен стыдливостью и целомудрен,

Путь ты спасительный выбрал, открыт небесной надежде,

Прост ты во всем: и в пище своей, и в душевном стремленье,

Прост и приветлив твой взор, проста у тебя и походка.

Слово простое всегда из уст твоих мирных исходит.

1000 Высокомерья туман чела никогда не скрывает.

Радостен дух твой всегда, любовью овеян Христовой,

Благоуветлив твой нрав и лик сияет почтенный

Сладостно-светлой улыбкой, ланиты твои озарившей.

Кротость тебя отличает во всем, спокойствие духа,

1005 В благостной этой душе не находится места для гнева.

Невозмутимый покой осеняет ее благовидно.

Полностью ты отрешен от забот мирских многотрудных,

Мягкий твой дух к благочестью влечет своих подопечных,

Свой сострадательный взор устремляешь на скорби людские,

1010 Нет средь смертных того, кто б остался в пренебреженье.

Ежели чистым умом ты окинешь беды и нужды,

Даже лидийский поток золотой превзойдешь изобильем:

Тотчас из длани твоей заструятся злата потоки.

Славу великих мужей и труды простецов вдохновенных

1015 Ты изучил и всегда стопою чистой ступаешь

По богозданным ученья лугам. Свои устремленья

Соизмеряешь с отвесом прямым тайноводственных правил,

Ум в помышленьях высоких парит и низкому чужд он,

Ты не потерпишь, чтоб стала твоя святыня товаром.

1020 Ты и священным главам запретил торговлю. Мирских же

Ты никогда не заставишь идти тропой непроходной.

Если ж дарами тебя подкупить захочет безумец,

Будешь ты строг и сдержишь уздой дурные порывы,

Облако мрака прогонишь с души и дашь убедиться,

1025 Что невозможно тебя подкупить презренным металлом

И что лишь чистым возможно войти под чистые своды.

Так процветай и царя моего державу, блаженный,

Впредь молитвой своею храни, и в Риме приморском

Всякую примесь греха потребив, блюди его чистым!

Описание амвона

Внушил ты нам, о, царь, надежду твердую,

Восполнив недостачу в храме дивном сем¹³¹.

И вот, о лучшие, пришел и я сейчас

Восполнить в книге сей недостающее.

5      Ведь нужно, чтоб словá владыке нашему

Храм помогли создать в честь Слова вышнего.

Что за собранье здесь! С каким желанием

Все рвутся слушать! Нет, не мне, я думаю,

Внимая, но почтить стремясь великий храм,

10    Здесь собрались опять они на празднество.

Что за собранье! В третий раз уж созвано.

Я оторвал вас снова от привычных дел,

Однако ж недовольных лиц не вижу я,

Никто не предпочел работу радости.

15    Совсем не мало, хоть и малым кажется,

Что служит храма прославленью и царя,

Принесшего нам благодать великую

И торжество всещедро учредившего.

Он всех нас вдохновил на благочестие,

20    Сподвиг любого соловья словесного,

Как будто днем весенним, с окончанием

Зимы суровой на ветвях питающих

Петь песни благозвучные и разные.

Нет, право, ничего в сем храме малого,

25    Поистине все – зрелище роскошное,

Так вот, пришел я в это место чтимое,

Царем недавно благоутвержденное.

Оно прекрасней тех, что упомянуты.

30    Вы, о божественных гимнов Христу слагатели, те, кто

Нам возвестил, как Духа пречистого глас проглаголал,

Провозглашая Христово пришествие в образе Мужа.

Вы, кто народам земли от гробницы святой проповедал

Тайные знаки из мертвых воскресшего нашего Бога,

35    Вы осветили весь мир, что под куполом вышнего неба,

Облако мглы непроглядное прочь согнав с небосвода,

Вы, претерпевшие меч, бичеванье плетьми и сожженье,

С радостью, не преклонив головы пред глухонемыми

Идолами, тем самым взойдя на новую степень

40    Духа и славу свидетельств стяжав за великого Бога;

Вы, кому смерть животворная гибельной жизни желанней,

Вы, несказанной надежды исполненные, не в купели

Смывшие скверну греха, но кровью своею, за что вас

Царь-Христос увенчал, омыв потоком багряным

45    Всякую нечистоту, что таилась под кровом душевным.

Ну-ка, придите сюда, в хоровод наш и песни святые

Вместе давайте теперь воспоем и в пляске сплетемся!

Хор ваш и ныне звучит повсюду в божественных книгах,

С силой нездешней звучанье его разнеслось по вселенной.

50    Посередине чертога пространного высится башня

Диво очам, и слегка на восток она повернулась.

Отведена она вся для чтенья книг непорочных¹³²,

Крут ступеней подъем, и с двух сторон он восходит¹³³.

С севера эти видны, к востоку те протянулись,

55    Друг против друга лежат, и обе спускаются к низу

Лестницы, в точку одну меж собой сходясь круговидно.

Сверху меж ними лежит, собою круг образуя,

Цельного камня плита, но все ж окружностью ровной

Обведена не везде, но растянута, и образует

60    Арку немного длинней¹³⁴; на восток и на запад стремится.

Каменный гребень отличен слегка от формы округлой

Сверху, над лестницами. И весь серебром изукрашен

Пояс¹³⁵, который воздвиг над стенами, дивными видом,

Наш божественный вождь. Подобны рогам эти стены.

65    Не обымает собой серебро плиты той из камня,

Круг описав всеблаженный. Но стену посередине,

Не завершая кругов, разделяет надвое ровно

Сведущий муж¹³⁶, открывая пути на лестницы обе¹³⁷.

Там, где подходят к площадке они, у самых ступеней

70    Страха не знает, кто сходит по ним: перила искусно

Проведены. Из камня они, по бокам протянулись

Так, что легко достанешь рукой. За них ухватившись,

Труд облегчает себе и кто вверх по ступеням восходит.

Вкось под углом с обеих сторон проходят перила,

75    Лестницу всю ограждают они до самого низу.

Не малоценен сей камень, отнюдь¹³⁸. И он не напрасно

Вырезан был таковым из холма с вершиной высокой¹³⁹,

Чтоб протяженный сей путь направлять вдоль лестницы длинной.

Нет, испещрен он узорами дивными, чудом искусства,

80    Сам по природе изменчив и переливается блеском.

Здесь по нему словно водовороты мощно взметнулись

И разбежались круги, а там от кругов понемногу

Волны отходят извивами, всю покрывая поверхность.

Красный тут цвет можно видеть, а также изжелта-бледный,

85    Тот, что подобен слегка ногтям человеческим цветом¹⁴⁰.

В месте другом отливает свечением он белоснежным,

Светит спокойно, а где-то подобится бледному буксу

Или пчелиному воску, что нежностью взоры ласкает,

Ежели в чистых сосудах его на опоры поставив,

90    Сушат подолгу на солнце, лучам подставляя горячим.

Злато бледнеет – и вот уж сребро мы видим.

Меняет Цвет оно, но золотистым при этом все ж остается.

Так и слоновая кость, резцом скобленная острым,

Цвет серебристый меняет со временем на желтоватый.

95    Тут же изысканно-бледный, – и он красоту сохраняет.

Божия так рассудила природа: чтоб бледность осталась,

Но вместе с тем чтоб узоры легли на скале испещренной.

Здесь белоснежный цветок распускается, там – пестроцветный,

Разнообразный узор украшает камень искусно.

100   Здесь будто бледно-шафрановый цвет широко разметался, –

Там истончается он и похож на родившийся месяц,

Тот, что рога еще носит и светом бледным наполнен.

Камень от скал иерапольских взят – и город священный

Славное имя свое и добытому камню дарует¹⁴¹.

105   Все ж это благоосновное прочное зданье из камня,

Где возглашают чтецы слова богомудрых Писаний,

Утверждено на восьми столпах с предивным искусством,

Два из них смотрят к Борею и два – к дуновениям Нота,

Два к Фаэтону и два – к чертогам западным Ночи,

110   Так что собой образуют они под каменным сводом

Словно бы новый чертог, где вестники мудрости, дети,

Гласом протяжным свою благочадную песнь воспевают¹⁴².

Кровлею служит им то, что стоящим сверху – опора.

Ты убедишься и сам, что широкая эта площадка

115  Неколебимо крепка под ногами людей. Ну а сверху

Выдолбил полое каменотес углубление в камне

И закруглил его он своим предивным искусством,

Так что похоже оно на панцирь большой черепахи

Или на шлем островерхий из бычьей шкуры косматой,

120  Тот, в котором плясун в пиррической прыгает пляске¹⁴³.

Грубый отделан фронтон огромного этого камня

Поясом из серебра, со всех сторон заходящим.

Там же искуснейший муж начертал резцом из железа

Разнообразные кущи древес и цветов изобилье,

125   Нежных побегов ростки вверху сплетая с листвою.

К этим ступеням, столпам и гладкому полу площадки

Сведущий муж, строение все храня нерушимым,

Снизу, под каменной глыбой, плиту прибавил иную,

Эта плита высотой не больше стопы человека.

130  Там, где расходятся вширь основанья этой постройки,

Словно под чревом ее, посреди полукружия встали,

Камнем отделаны, и пополам рассекают поверхность.

Там и колонны стоят полукругом на расстоянье,

И углубление-чрево¹⁴⁴ они расширяют собою.

135   Дивных четыре столпа на две стороны разделились:

К Ноту, к Борею¹⁴⁵. Сама же пещера — дому подобна.

Камень с обеих сторон оградой ее замыкает.

Этот в фригийской земле, а тот на мигдонской вершине

Каменотесы добыли, кирками работая дружно.

140   Пестрый и радостный вид! Как будто цветы на поляне.

Белые лилии с розами тут видны вперемежку

И с лепестками прекрасными от анемон кратковечных.

Здесь достаточно красного, белого камня – немного,

Здесь белоснежного вдоволь, немного – багряного цвета.

145   Здесь рассекли его тонкие нити, как будто бы жилы,

Здесь – понемногу того и другого. И между собою

Так сплетены, будто раковин цвет кровавых лаконских¹⁴⁶.

Под закругленную твердь основанье положено прочно,

Гнутые блещут извивы на обработанном камне,

150   Сверху же утверждены основанья колонн мастерами.

Камень боспорский прекрасный использован в этой работе. –

Белый, блистающий он, и редко проходят повсюду

По серебристому цвету лиловые темные жилы.

Каждая грань оснований – всего их дважды четыре –

155   Отполирована вся, и, верхнюю часть закругляя,

Твердая сталь испещрила ее искусной резьбою,

Чтобы стояли на них столпы нерушимо и крепко.

Словно смеется, ликуя, пространство светлого храма,

160  Там, где водружены столпы на подножьях блестящих.

Так, когда солнце встает, поднимаясь над горизонтом,

Облачный белый туман красноватым светом пронизан.

Так полукружье одно четырьмя оградили столпами,

Да и с другой стороны полукружье столпами замкнули,

165   Тоже числом четырьмя, и точно резные покровы

Каменные навели вкруг благосозданной пещеры.

Те же четыре столпа образуют тройные проемы,

Мрамор и их увенчал Иераполя, града святого.

170   Он изгибается вдоль прекрасного круглого камня.

Надобно было, чтоб камень, носящий имя святое,

Чистого этого храма венчал чертог освященный.

С краю же сделана дверь надежная, дивная видом:

Чуть закругляется верх. Чрез нее под своды пещеры

Входит тот муж, что несет в руках священные книги.

Видом подобно во всем помещенье это пещере

Смотрит оно на восток, к гарамантам¹⁴⁷, на ветр аримаспский¹⁴⁸

Всеми столпами, стеной и оградой, и только лишь двери

180   Не на одной стороне мастера прорубили, но видит

Запад и север одна, вторая ж – восход Фаэтона.

А высотой не равна ограда столпам утвержденным,

Ровно настолько она возвышается над основаньем,

Чтоб человека сокрыть под сводом этой пещеры.

185   Венчаны восемь столпов капителями с тонкой резьбою,

Выше ограды они и снизу их основанья

Зиждутся все на одном подножье дóма широком.

А капителей резьба отовсюду блестит позолотой,

Словно бы солнечный диск золотые лучи испускает

190   И выступающий мыс заливает светлым сияньем.

Все ж капители высокие дивным убранством венчает

Сверху по кругу идущий венец и кущи деревьев¹⁴⁹,

Вихреобразный, связующий вместе единым скрепленьем

Эти столпы, что отделены один от другого.

195  Там златоверхих древес подобия можно увидеть,

На серебристых ветвях огневые цветы распустились,

И не случайно побег отделился, взбегая по древу,

Но поднимается вверх, как будто по ели высокой,

Отягощенный свечами, чем ближе к вершине, тем у́же,

200   Чуть уменьшая окружность, в конце совсем заостряясь.

Там ты увидишь, что он как будто пояс прекрасный,

Весь отовсюду окрашен сапфировой мелкою пылью

И золотого плюща побеги его увенчали¹⁵⁰.

К дому Зефира и к Эвру, на крыльях летящему быстрых¹⁵¹,

205   Два утвердили креста строители на перемычке,

Из серебра, где тысячесветных огней вереницы,

Связаны вместе и укреплены на балке единой,

Круг огибают, на ручку жезла походя закругленьем¹⁵².

Вот какое убранство двускатный¹⁵³ амвон украшает.

210   Так утвердили строители эту площадку меж лестниц

Дивных, что видит народ своим внимательным оком,

Как совершается чистое таинство Божия слова.

Нет, не обычный, отнюдь, меж лестниц они утвердили

Каменный срез, пронизанный сплошь по белому полю

215  Тонкими нитями. Раковине морской он подобен

В тихом волнении вод. На необработанном камне

Вытесал будто бы неизгладимый хребет по ступеням

Каменотес, утвержденье для стоп, следов человечьих,

Чтобы никто поскользнуться не мог, с амвона спускаясь¹⁵⁴.

220   И не скатился бы вниз, оступившись, до самого пола.

Так, меж собой чередуясь, ступени спускаются ниже;

Место давая стопам, на пути расступаются камни,

Чтоб подниматься легко, то одной, то другою ногою.

Словно на глади морской средь волн возвышается остров,

225   Он знаменит виноградной лозой и колосьями нивы,

Лугом цветущим и благодревесным покровом утесов.

Славят его моряки, огибая средь бурной пучины,

И забывают труды путешествия в зыби соленой.

Так средь широких пространств под сводами дивного храма

230   Сей благозданный амвон возвышается мраморной башней.

Он знаменит разноцветьем камней и искусством работы.

Только не скажешь, что он совсем от всего обособлен,

Как острова, что кругом опоясаны шумным прибоем.

Нет, он скорее похож на омытый волной полуостров,

235   Что перешейком скалистым привязан к земле побережья.

Воды с обеих сторон, и только лишь соединеньем

С материком не похож он на подлинный остров средь моря.

Волны ж морского прибоя одна за другой набегают

На полуостров, подобный горе средь глади бескрайней.

240  То же увидишь и здесь. От самой последней ступени,

Той, что с востока, идет перешеек¹⁵⁵, длинный и ровный,

Тянется он до серебряных врат, прямо в них упираясь¹⁵⁶.

По протяженной основе ограда святая проходит,

Словно стена с двух сторон, но ограда сия высотою

245   Невелика и плиты ее таковы, что по пояс

Будут, коль встанет за ней человек иль пойдет по ступеням.

Муж-благовестник, держа в руках священную книгу,

Здесь и проходит, ее высоко подняв над толпою,

Здесь воздаваема честь бывает пречистому Богу.

250  Тянут ладони, уста, пытаясь книги коснуться,

И, точно бурный прибой, волнуется море людское.

Словно морская коса, проход протяженный, ведущий

Мужа почтенного прямо к чертогу престола святого,

Если с амвона спускается он, идя по ступеням.

255   Сверху с обеих сторон фессалийским камнем зеленым

Вымощен путь. И как будто бы луг расстилается пестрый,

Радость очам принося. Возвышаются тут же колонны

Из фессалийского камня, их две в разрезе округлых,

А между ними и третья стоит, по форме иная,

260   Не на цилиндр похожа она, но, как сведущий скажет,

Четырехгранная, будто бы куб в высоту растянули.

А чтоб скрепить меж собой эти скалы молосского камня,

Каменотесы их высекли так, чтоб друг с другом сцеплялись¹⁵⁷.

Попеременно плиты сложив, сей столп утвердили.

265  Чередовали же с камнем другим, угодий фригийских,

Вытесал и обработал его строитель искусный.

Здесь, восхищенным взором бродя, увидишь узоры:

Словно змеиный извилистый путь по камню проложен,

Волнообразно течет и круги собой образует.

270  Цвет красноватый и белый внутри завит, чередуясь,

Попеременно они в причудливом слиты круженье,

Вьются, и гнутся, и каждый зигзаг повторяют совместно.

Там – отметина в виде луны, тут – будто бы звезды,

Видишь, как будто они в породу впечатаны камня.

275   Камень другой прикреплен вдоль перил протяженных ограды,

Взят он от той же скалы, одной он с нею природы,

Вытянут сильно в длину и прилажен прочно к основе.

Нижняя эта ступень¹⁵⁸ из единой сделана глыбы,

От фессалийской скалы основанье, а сверху крепится

280  Камень другой, связуя собой сквозные перила.

Он и в основу квадратных столпов положен, и держит

Неколебимыми их, приковав навеки к порогу.

Сверху как будто наряд тирийский надет многоцветный.

Те и другие в нем нити сплелись: и злато, и пурпур.

285   Все в нем прекрасно: и целая ткань, искусной работы,

И обрамленье вкруг вóрота, и рукавов украшенье

На отворотах узорчатых. Все в нем взоры прельщает,

Словно цветов на весеннем лугу обильная россыпь.

Нитей блеск золотой сливается в общем сиянье,

290   Яркость всей ткани дает, красу умножая красою.

Так многотрудный творец, к зеленой мраморной массе

Камня священного¹⁵⁹ цвет золотистый искусно добавил,

И заиграли они, сочетаясь друг с другом прекрасно.

А на восточном конце, у ограды священной престола,

295   Был отсечен перешеек, чтоб путь по нему сократился

И не замедлил собой ничуть движенье идущих.

Вот какие труды совершил скиптродержец мой щедрый,

Бога-Царя прославляя. Ко всем дарам венценосным

Он приложил и сиятельный мир свой градодержавный,

300   Храм осенив многопетый, чтоб с Божией волей согласно

Одушевленный сей дар вручить Украсителю мира,

Дар Христу-Всецарю. Ты же милостив, милостив буди,

Троицы чистой сиятельный свет, и к городу Риму,

И к населяющим град, и к вождю, и к дивному храму!¹⁶⁰