Везде
Иногда она возвращается: очередной виток дискуссии о романизации? (По поводу книги Belvedere O., Bergemann J. Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo: Palermo University Press, 2021. 345 p. ISBN 978-88-5509-275-3)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Иногда она возвращается: очередной виток дискуссии о романизации? (По поводу книги Belvedere O., Bergemann J. Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo: Palermo University Press, 2021. 345 p. ISBN 978-88-5509-275-3)
Аннотация
Код статьи
S032103910021937-3-1
Тип публикации
Рецензия
Источник материала для отзыва
Belvedere O., Bergemann J. Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo: Palermo University Press, 2021. 345 p. ISBN 978-88-5509-275-3
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Барышников Антон Ералыевич 
ORCID: 0000-0002-2343-8537
Аффилиация: Нижегородский Государственный Университет им. Н.И. Лобачевского
Адрес: Российская Федерация, Нижний Новгород
Выпуск
Том 83 Выпуск 2
Страницы
453-460
Аннотация

        

Источник финансирования
Рецензия выполнена при финансовой поддержке РНФ в рамках проекта № 20-18-00374 «Имперское Средиземноморье: модели, дискурсы и практики империализма от Античности до раннего Нового времени».
Классификатор
Получено
28.03.2023
Дата публикации
29.06.2023
Всего подписок
12
Всего просмотров
38
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf Скачать JATS
1 Дискуссия о романизации стала одним из наиболее интересных событий в новейшей историографии Римской империи и ее провинций. Начавшись в среде британских исследователей и на сугубо римско-британском материале, она довольно быстро вырвалась за пределы северной провинции и переросла в спор более общего характера1. Археологи и историки обсуждали сущность трансформаций, происходивших в Империи и ее приграничье, пытались определить их общие характеристики и выявить региональную специфику процессов превращения пестрого конгломерата сообществ и земель в глобальную державу с единым хозяйственным и культурным пространством. В конечном счете дискуссия о романизации стала частью переосмысления самого феномена римского империализма и сущности влияния Рима на покоренные территории2.
1. Отправной точкой дискуссии стал выход монографии Мартина Миллетта о романизации Британии и критический отклик на нее, написанный Филом Фрименом: Millett 1990; Freeman 1993.

2. Общий обзор дискуссии о романизации см. в краткой, но весьма содержательной статье В. Михайловича: Mihajlovic 2019. На русском языке романизация и ее критика становились предметом специального разговора в работах А.В. Козленко и А.Е. Барышникова: Kozlenko 2007; Baryshnikov 2012.
2 После двух с половиной десятилетий горячих споров наступило некоторое затишье, и уже сами дебаты стали предметом историографической рефлексии. Похоже, пришло время подводить итоги.
3 Итоги же оказались неоднозначными. Археологи и историки сошлись в том, что слишком активное использование понятия «романизации» порождает целый ряд сложностей. Само слово принципиально многозначно: им можно обозначить и сознательную целенаправленную политику римских властей, и процесс влияния Рима на подчиненные народы, и сам феномен социокультурного взаимодействия. Повсеместное применение понятия без должной концептуальной рефлексии приводило к размыванию его смысла; фактически романизация превращалась в универсальную «отмычку», которую можно применять к любому варианту межкультурных взаимодействий и трансформаций в римском мире.
4 Помимо этого, сама идея Империи, преобразующей покоренные земли и приносящей цивилизацию, для современного исследователя оказывается малопривлекательной, поскольку она отягощена целым рядом культурно-исторических стереотипов, не помогающих, а мешающих реконструкции противоречивого и сложного прошлого.
5 Уже этих соображений для многих ученых было достаточно, чтобы отказаться от употребления термина. Подобная практика избегания «слова на букву Р», заметная в англоязычных публикациях, в своих крайних проявлениях превращается в непродуктивный механизм самоцензуры3. Это, в свою очередь, как верно заметил Владимир Михайлович, порождает своеобразную концептуальную мимикрию: начали появляться работы, в которых за выражениями, аккуратно подобранными в соответствии с господствующим историографическим дискурсом, скрываются устаревшие подходы4.
3. См., например, Terrenato 2013, 43, n. 1.

4. См. Mihajlovic 2019.
6 Здесь проявляется, вероятно, главный негативный результат дискуссии – отсутствие устойчивого конструктивного консенсуса среди исследователей. Если романизация окончательно отправлена в кабинет историографических диковинок, то какие концепции и теоретические инструменты могут использоваться вместо нее? Из многих предложенных альтернатив, как представляется, лишь глобализация сумела закрепиться в исследованиях и приобрести статус, схожий с тем, что некогда был у романизации.
7 Кроме того, дискуссия наглядно показала фрагментированный характер новейшей историографии. Как неоднократно отмечалось, спор о романизации стал важным событием в англоязычной – преимущественно британской и нидерландской – научных традициях. В публикациях за пределами англоязычного мейнстрима позиции романизации не подвергались таким атакам, и сам взгляд на проблемы культурного империализма и взаимодействия Рима и его провинций в концептуальном смысле остался практически неизменным5. Впрочем, и в англоязычных публикациях дискуссия о романизации довольно быстро утратила революционно-историографический импульс и превратилась в обязательный элемент обзора литературы, появление которого в тексте свидетельствует лишь о должном уровне подготовки автора. Содержание спора часто забывается, а сущность его сводится к вопросу «верить или не верить в романизацию»6.
5. Mihajlovic 2019; Bergemann 2021, 50.

6. Jackson 2021, 306.
8 Вероятно, одним из действительно позитивных результатов долгой дискуссии стало (во всяком случае на сегодняшний день) осознание ограниченности имеющегося концептуального инструментария. Многие из предложенных подходов (различающихся идентичностей, креолизации, бриколажа культур) позволяют исследователям анализировать конкретные ситуации культурного взаимодействия, но оказываются недостаточными при попытке перейти к обобщению сложных, противоречивых и многообразных социокультурных трансформаций, происходивших на территориях, подвластных Риму. Парадоксальным образом современная историография сочетает изобилие концепций со своеобразным теоретическим вакуумом.
9 В такой ситуации возвращение к обсуждению романизации, с критики которой начался современный этап изучения римского культурного империализма, выглядит вполне логичным. Примером этого может служить вышедшая в 2021 г. коллективная монография под редакцией Оскара Бельведере и Йоханнеса Бергеманна7. Она была подготовлена по итогам конференции, прошедшей в 2019 г. в германо-итальянском научном центре Вилла Вигони, и включает ряд конкретно-исторических исследований, в которых разбираются различные аспекты социокультурной трансформации регионов римского мира, а также несколько теоретических работ. Внимательное чтение последних позволяет не только понять, куда зашла дискуссия о романизации, но и составить представление о современном состоянии изучения римского культурного империализма.
7. Belvedere, Bergemann 2021.
10 Открывает раздел теоретических рассуждений статья Грега Вулфа8. Автор, тридцать лет назад написавший классическую монографию о социокультурной трансформации Галлии под римской властью, рассматривает концепцию романизации и ее альтернативу, ставшую популярной в последнее десятилетие, – глобализацию. В самом начале статьи Вулф отмечает, что сегодня концепция романизации является скорее препятствием для исследователей, чем подспорьем9. У этой концепции, имевшей ключевое значение в течение долгого времени, нашлось несколько серьезных изъянов. Она строилась на обобщенных и гомогенных образах, не вполне отражающих действительность, она была телеологична, она помогала смотреть на прошлое только глазами римских элит, оставляя множество сюжетов и аспектов истории за рамками создаваемой картины10. Вулф задается вопросом, может ли какая-то теория выступить в роли замены романизации.
8. Woolf 2021.

9. Woolf 2021, 19.

10. Woolf 2021, 20.
11 Ответ, по мнению исследователя, однозначен и прост: нет, не может. Попытки заменить одну универсальную концепцию другой приведут к появлению уже знакомых проблем; и всякая, даже самая убедительная сейчас, идея окажется в будущем разбита критическими аргументами, напоминающими те, что звучали при деконструкции романизации. Потому, полагает Вулф, будущее исследований римского империализма связано с плюрализмом концептов и подходов. Он замечает, что публикации, касающиеся различных вопросов гендера, идентичностей, экономической жизни Империи, постколониальной критики державной власти Рима, прекрасно обходятся без больших теорий, подобных романизации11.
11. Woolf 2021, 20−21.
12 Все это приводит автора к заключению, что необходимо переосмыслить как сам феномен римского империализма, так и его связь с социокультурной трансформацией областей ойкумены, вошедших в состав римской державы или оказавшихся в сфере ее влияния. Один из путей подобного переосмысления – это расширение контекста, как в хронологическом, так и в территориальном смысле. Вулф полагает, что те социокультурные трансформации, что принято было обозначать термином «романизация», могут быть проанализированы как часть большого, длительного процесса формирования единого средиземноморского пространства, занявшего почти все I тысячелетие до н.э.12 Более того, эти явления можно встроить в общую картину экспансии и развития человеческих сообществ на территории Европы в эпоху голоцена13. Особое внимание Вулф уделяет теории глобализации. Он подчеркивает, что ей свойственны ограничения, похожие на проблемы романизации, креолизации и других концептов, которые применяются для обозначения больших универсальных процессов. Обоснованные сомнения вызывает и смелость, с которой антиковедение заимствует термин, родившийся для обозначения конкретного исторического феномена и значительно более поздней эпохи. Тем не менее обращение к глобализации позволяет выполнить задачу, сформулированную Вулфом ранее, – поместить историю римского империализма в широкий контекст, связав с длительными процессами изменений, переживаемых сообществами Средиземноморья и Западной Европы14. Дополненная концептом глокализации (разнообразной реакции местных сообществ на влияние большой, глобальной социокультурной общности) и идеей middle ground (своеобразных зон взаимодействия культур, в которых возникают локальные и уникальные феномены), теория глобализации может, судя по словам Вулфа, оказаться весьма эффективной15.
12. Вулф употребляет термин «Mediterraneanization», который мы затрудняемся перевести на русский.

13. Woolf 2021, 23.

14. Woolf 2021, 24−25.

15. Woolf 2021, 26−27. При этом Вулф оговаривается, что концепт глобализации будет эффективным только при понимании тех пределов, до которых он может применяться в исследованиях античности. Насколько нам известно, первой обратиться к концепту middle-ground (среди исследователей провинций римского мира) предложила Кала Древняк в докладе, прочитанном на XXI Сергеевских чтениях в 2019 г.
13 О глобализации как ключе к пониманию трансформации древнего мира под властью Римской державы неоднократно писал Майкл-Джон Верслаус16. В статье, которая следует за работой Вулфа, он подчеркивает важность подобного подхода, не без преувеличения заявляя, что его продуктивность признана как в социально-гуманитарных науках в целом, так и в антиковедении17. Верслаус вполне обоснованно полагает, что глобализацию и романизацию нельзя отождествлять. При этом, по его мнению, разработка концепции, условно названной «Романизация 2.0», может осуществляться в рамках теории глобализации18. Весь мир древнего Средиземноморья охватывали глобализационные процессы, важной частью которых стали возникновение и экспансия римской державы, в результате чего создавались сетевые структуры, связывавшие ойкумену19. Исследования римского империализма как феномена, полагает Верслаус, характеризуются недостаточным вниманием к ключевому понятию новейших теорий глобализации и одновременно термину, без которого изучение любой империи невозможно, – власти20. Именно глобализационный подход, по словам автора, может предоставить наиболее подходящий инструментарий для изучения сложноустроенной, многоуровневой и противоречивой системы власти.
16. Versluys 2021. См. также Hingley 2005; 2011; Versluys 2014; Pitts, Versluys 2015. Обзор существующих подходов к изучению римского мира с применением теории глобализации, а также ряд ценных наблюдений о специфике феномена см. Makhlayuk 2018.

17. Versluys 2021, 34−35.

18. Versluys 2021, 35.

19. Versluys 2021, 37.

20. Versluys 2021, 38.
14 В качестве иллюстрации этого тезиса Верслаус обращается к концепту «трения»), который стал достаточно популярным в культурной антропологии после выхода монографии Анны Цзин21. Исследователь кратко описывает подход, с помощью которого Цзин смогла создать сложную картину перемен, случившихся с Индонезией за последние тридцать лет. Для Верслауса «трение» важно одновременно как метафора, позволяющая продемонстрировать комплексный, многофакторный, противоречивый характер социокультурной трансформации человеческих сообществ, и как стимул не проводить жестких границ между локальными и глобальными элементами этих изменений, но, напротив, подчеркивать их тесную взаимосвязанность22. К сожалению, краткое изложение метода Цзин фактически завершает статью – остается лишь гадать, как подобный подход будет работать применительно к конкретному историческому материалу Римской империи.
21. Versluys 2021, 41 со ссылкой на Tsing 2005.

22. Versluys 2021, 36, n. 23, 41. По существу данная статья развивает взгляды, сформулированные Верслаусом за семь лет до этого; так, идея взаимосвязанности как важнейшей черты глобализированного пространства римского мира занимает важное место в статье Versluys 2014. См. обзор дискуссии, инициированной этой статьей Верслауса: Baryshnikov 2015.
15 Йоханнес Бергеманн обращается к проблеме взаимодействия греческой и римской культур, составлявшего основу античной глобализации23. Первая часть его статьи имеет сугубо обзорный характер: исследователь бегло обозначает ключевые точки дискуссий о романизации и римской глобализации, в общих чертах отмечает разницу в подходе британских, голландских и немецких ученых, воспроизводит несколько тезисов, прозвучавших на конференции в Вилла Вигони в 2019 г.24 Затем Бергеманн обращается к процессам взаимовлияния греческой и римской культур, которые он обозначает вполне традиционными терминами «эллинизация» и «романизация». В качестве иллюстраций глубокого взаимопроникновения греческого и римского начал в жизни сообществ древнего Средиземноморья автор приводит различные произведения искусства (прежде всего скульптуры республиканского и раннего имперского периодов) и эпиграфические свидетельства из Афин; впрочем, упоминаются и другие свидетельства этих процессов, в частности, керамика типа terra sigillata. Катализатором, выведшим глобализацию как смешение двух культур в рамках единого пространства ойкумены, стало правление Августа25.
23. Bergemann 2021, 49−50.

24. Bergemann 2021, 50−51.

25. Bergemann 2021, 51−55.
16 После обзора свидетельств экспансии римской культуры на греческом востоке Бергеманн возвращается на зыбкую почву теоретических споров. Он предлагает рассматривать глобализацию не как альтернативу романизации, но как процесс, тесно связанный с ней и проходивший параллельно. Глобализация в античном мире меняла политическую и правовую сферу; романизация же представляла собой более глубокое и специфичное явление, которое Бергеманн характеризует как «распространение культурных, правовых, социальных, экономических, политических и других характеристик из Рима в обширное пространство Империи». Таким образом, заключает исследователь, концепт романизации может помочь объяснить феномен Римской империи и того непреходящего значения, которое она сохранила и в постколониальную эпоху26.
26. Bergemann 2021, 56−57.
17 Завершается теоретический раздел статьей Мартина Миллетта, и это символично, поскольку именно публикация его книги положила начало дискуссии о романизации. Для британского исследователя этот текст стал попыткой вернуться к сказанному много лет назад, внимательно перечитать написанное и обновить точку зрения. Самое заметное изменение позиции Миллетта – и он признается в этом практически сразу – это сознательный отказ от использования понятия «романизация» в любом контексте, кроме сугубо историографического27.
27. Millett 2021, 63.
18 Изменение лексики, впрочем, не должно заслонять более серьезные перемены в подходе автора к пониманию и интерпретации социокультурных изменений, происходивших в римском мире. Миллетт отмечает, что значительная их часть представляла собой скорее комплекс ненамеренных последствий, порожденных самой структурой империализма, чем результат сознательных действий его агентов28. Потенциально продуктивным инструментом для изучения подобных последствий Миллетт признает идею Дэвида Мэттингли о различных провинциальных ландшафтах (ландшафте возможностей и ландшафте сопротивления) и добавляет к ним еще один вариант – ландшафт взаимной незаинтересованности29.
28. Millett 2021, 64. Несколько замечаний о непреднамеренных последствиях культурного взаимодействия в римской Британии см. в Baryshnikov 2018 (текст статьи подготовлен несколько ранее, в 2015 г.).

29. Millett 2021, 65.
19 Еще одно важное изменение теоретических взглядов исследователя заключается в пересмотре отношения к римской политике, направленной на изменение жизни включенных в Империю регионов. Прежде Миллетт если не игнорировал, то существенно недооценивал роль действий римской элиты, стараясь уйти от стереотипа «пришли римляне и создали на варварских землях настоящую цивилизацию»; теперь он признает, что политика Рима могла иметь большое, если не решающее значение, особенно в определенные исторические моменты30. Взаимодействие Рима с покоренными сообществами, как подчеркивает автор, проходило под влиянием множества факторов и каждый раз складывалось по-разному; даже в схожих условиях результаты взаимодействия могли быть различными. Этот тезис, высказанный еще тридцать лет назад, остался без изменений, но в статье был дополнен аргументацией, основывающейся на других материалах помимо древней Британии31.
30. Millett 2021, 65−66.

31. Millett 2021, 67−68.
20 Для понимания этого сложного комплекса явлений необходимо, по мнению исследователя, уделить особое внимание историческому и территориальному контексту трансформаций, а также обратиться к изучению сущности власти и ее внутренней динамики, особенностям социального устройства контактирующих общностей, проблеме эксплуатации и насилия32. Так, Миллетт кратко сравнивает результаты римского империализма в северной Британии, северо-западной Испании и Бельгике. Различия в социальной организации обществ, оказавшихся под властью Рима, ресурсах, находившихся на завоеванных территориях, в мотивации и сиюминутных интересах представителей имперской власти предопределяли специфику развития каждого из названных автором регионов. Небогатые области с гетерархической организацией социума были милитаризованы, но слабо интегрированы в социокультурное пространство Империи. Иной была судьба сообществ с достаточно высокой степенью дифференциации: они прочно входили в состав римской державы и переживали глубокую трансформацию, превращаясь в провинции Рима33.
32. Millett 2021, 65, 67.

33. Millett 2021, 67−69.
21 В конце статьи Миллетт предлагает черновой вариант схемы, которая позволила бы распределить различные варианты проявлений римского империализма и конкретные случаи взаимодействия римской державы с завоеванными регионами. В ней учитываются хронологические рамки, характерные черты и масштаб экспансии, степень экономической эксплуатации, специфика провинциальной организации и урбанизма34. Схема Миллетта производит позитивное впечатление и, как кажется, действительно показывает разнообразие траекторий развития римского империализма; безусловно, она не является исчерпывающей и может быть дополнена.
34. Millett 2021, 71, tab. I.
22 В целом новый раунд публикаций о романизации и ее возможных альтернативах производит неоднозначное впечатление. Авторы придерживаются различных подходов к обсуждаемой теории, от простого избегания термина и стремления поместить римский империализм в концептуальные рамки глобализации до попыток примирить романизацию с глобализацией. Безусловно, подобный плюрализм не является проблемой сам по себе. Напротив, различия во взглядах создают, казалось бы, благодатную почву для концептуального развития дисциплины.
23 В реальности же, как представляется, речь идет не о развитии, а о заморозке дискуссии. Исследователи «окопались» на давно занятых позициях. Вулф и Верслаус широкими мазками создают картину глобализации ойкумены, вынося на передний план римский империализм, Бергеманн же не отступает от вполне привычного, практически хрестоматийного понимания романизации, которое можно встретить в публикациях, вышедших за десятилетия до начала дебатов. Подчеркнутая вежливость к различным точкам зрения, выражаемая исследователями, не означает, что эти точки зрения оказываются учтены. Так, Бергеманн старательно обходит сущностные замечания критиков романизации, звучавшие на протяжении последних тридцати лет, а Верслаус, подчеркивая продуктивность глобализации как подхода, оставляет в стороне критику своих взглядов, опубликованную немногим ранее на страницах журнала «Antiquity»35.
35. Fernandez-Götz et al. 2020. Справедливости ради нужно отметить, что он ссылается на статью Фернандеса-Геца и, как кажется, признает тезис своих критиков о необходимости изучения насилия как составной части римского империализма и имперской глобализации: Versluys 2021, 37, n. 28, 39.
24 Возникает ощущение, что дискуссия зашла в тупик и ее участники не слышат и не слушают аргументов друг друга, как бы они ни пытались создать обратное впечатление, упоминая в своих статьях доклады коллег, прозвучавшие на конференции на Вилле Вигони36. В результате в полемических публикациях практически отсутствует собственно полемика. Что еще хуже, теряется из виду сам предмет разговора – феномен римского империализма. Какое определение можно ему дать? Что можно сказать о его динамике, внешней и внутренней эволюции? Каковы особенности власти, центрального элемента любой имперской системы, в контексте римского империализма? Какие аспекты этого исторического явления остаются вне фокуса предложенных концепций (романизации 2.0, глобализации, теории фрикции и других)? Все эти вопросы, даже будучи озвученными в рамках дискуссии, остаются без ответа.
36. См., например, Bergemann 2021, 51.
25 Тем не менее время для окончательной капитуляции перед лицом историографического пессимизма еще не пришло. В статьях заметен консенсус по ряду вопросов, важных для совершенствования методологии исследования: ясно, что все исследователи сходятся во мнении о необходимости изучать социокультурные трансформации, происходившие в римской державе, в широких контекстах – хронологических, пространственных, культурных. Продуктивность этой позиции вполне подтверждают некоторые статьи сборника, сфокусированные на конкретных примерах взаимодействия Рима с подчиненными землями37. Наконец, в позитивном смысле выделяется статья Мартина Миллетта. В ней важные теоретические наблюдения органично сочетаются с обращением к конкретному римскому материалу (чего, например, не хватает статье Верслауса), а многие высказанные тезисы (в частности, о ненамеренных последствиях империализма) представляются заслуживающими дальнейшей разработки.
37. См., например, Hingley 2021; Terrenato 2021.
26 Было бы символично, если бы именно Миллетт, с книги которого начался спор о романизации, закрыл дискуссию новой статьей, переключив исследователей с дискурсивных кульбитов на последовательное применение разных подходов к исследованию Империи и ее провинций38. Впрочем, само название книги Бельведере и Бергеманна показывает, что не стоит ждать скорого окончания споров о романизации. Вероятно, вопросы о том, можно ли произносить «слово на букву Р», и если можно, то что оно должно означать, еще какое-то время будут актуальными для историографии.
38. Хорошей иллюстрацией продуктивности подобного перехода от теоретического дискутирования к применению разных методов и подходов служит коллективная монография, посвященная изучению визуальной культуры римских провинций: Alcock et al. 2016.

Библиография

1. Alcock, S.E., Egri, M., Frakes, J.F.D. (eds.) 2016: Beyond Boundaries: Connecting Visual Cultures in the Provinces of Ancient Rome. Los Angeles.

2. Baryshnikov, A.Ye. 2012: [Roman Britain and the Problem of Romanization: Crisis of a Traditional Concept and the Discussion about New Approaches in Contemporary British Classical Scholarship]. Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Bulletin of Lobachevsky University of Nizhni Novgorod] 6/3, 200–211.

3. Барышников, А.Е. Римская Британия и проблема романизации: кризис традиционной концепции и дискуссия о новых подходах в современном английском антиковедении. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского 6/3, 200–211.

4. Baryshnikov, A.Ye. 2015: [Empire Strikes back? ‘Archaeological Dialogues’ and a New Turn of the Romanization Debate]. Vestnik Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo [Bulletin of Lobachesky State University of Nizhni Novgorod] 1, 17–24.

5. Барышников, А.Е. Империя наносит ответный удар? «Археологические диалоги» и очередной виток дискуссии о романизации. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского 1, 17–24.

6. Baryshnikov, A.Ye. 2018: [From Frankenstein to Dirk Gently: a Quest for a New Agenda in Romano-British Studies]. In: O.L. Gabelko, A.V. Makhlayuk, A.A. Sinitsyn (eds.), PЕNТEКОNTAETIA. Issledovaniya po antichnoy istorii i kul’ture. Sbornik, poschvyashchennyy yubileyu Igorya Yevgen’evicha Surikova [Studies in Ancient History and Culture. Collec-tion of Papers in Honor of Igor Evgenyevich Surikov]. Saint-Petersburg, 267–275.

7. Барышников, А.Е. От Франкенштейна к Дирку Джентли: поиск нового в романо-британских исследованиях. В сб.: О.Л. Габелко, А.В. Махлаюк, А.А. Синицын (ред.), ПЕNТНКОNTAETIA. Иссле-дования по античной истории и культуре. Сборник, посвященный юбилею Игоря Евгеньевича Сурикова. СПб., 267–275.

8. Belvedere, O., Bergemann, J. (eds.) 2021: Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo.

9. Bergemann, J. 2021: Hellenizing Rome – Romanizing Greece – Globalizing the Empire? In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 49−61.

10. Fernández-Götz, M., Maschek, D., Roymans, N. 2020: The Dark Side of the Empire: Roman Expansionism Between Object Agency and Predatory Regime. Antiquity 94 (378), 1630–1639.

11. Freeman, P.W.M. 1993: ‘Romanisation’ and Roman Material Culture. Journal of Roman Archaeology 6, 438–445.

12. Hingley, R. 2005: Globalizing Roman Culture. Unity, Diversity and Empire. London.

13. Hingley, R. 2011: Globalization and the Roman Empire: The Genealogy of ‘Empire’. SEMATA. Ciencias Sociais e Humanidades 23, 99–113.

14. Hingley, R. 2021: From Colonial Discourse to Post-Colonial Theory: Roman Archaeology and the Province of Britannia. In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 181−191.

15. Jackson, R. 2021: The Roman Occupation of Britain and Its Legacy. London.

16. Kozlenko, A.V. 2007: [Romanization in Foreign Historiography of XIX–XX Centuries]. Vesnik Mazyrskaga dzyarzhavnaga pedagagichnaga universiteta imya I.P. Shamyakina [Bulletin of the Mozyr State Pedagogical University named after I.P.Shamyakin] 1 (16), 58−62.

17. Козленко, А.В. Романизация в зарубежной историографии XIX–XX вв. Веснік Мазырскага дзяржаўнага педагагічнага ўніверсітэта імя І.П. Шамякіна 1 (16), 58−62.

18. Mihajlović, V. 2019: Critique of Romanization in Classical Archaeology. In: C. Smith (ed.), Encyclopedia of Global Archaeology. Living Edition. URL: https://link.springer.com/referenceworkentry/10.1007%2F978-3-319-51726-1_3115-1; accessed on: 10.04.2023.

19. Millett, M. 1990: The Romanization of Britain. An Essay in Archaeological Interpretation. Cambridge.

20. Millett, M. 2021: ‘Romanization’, Social Centralization and Structures of Imperial Power. In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 63−74.

21. Pitts, M., Versluys, M.J. 2015: Globalisation and the Roman World. World History, Connectivity and Material Culture. Cambridge–New York.

22. Terrenato, N. 2013: Patterns of Cultural Change in Roman Italy. Non-Elite Religion and the Defense of Cultural Self-Consistency. In: M. Jehne, B. Linke, J. Rüpke (Hrsg.), Religiöse Vielfalt und soziale Integration: die Bedeutung der Religion für die kulturelle Identität und die politische Stabilität im republikanischen Italien. (Studien zur Alten Geschichte, 17). Heidelberg, 43–60.

23. Terrenato, N. 2021: The Romanization of Rome. Cultural Dynamics in the Architecture of Hellenistic Italy. In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 77−88.

24. Tsing, A.L. 2005: Friction: An Ethnography of Global Connection. Princeton.

25. Versluys, M.J. 2014: Understanding Objects in Motion. An Archaeological Dialogue on Romanization. Archaeological Dialogues 21/1, 1–20.

26. Versluys, M.J. 2021: Romanization as a Theory of Friction. In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 33−48.

27. Woolf, G. 2021: Taking the Long View. Romanization and Globalization in Perspective. In: O. Belvedere, J. Bergemann (eds.), Imperium Romanum: Romanization between Colonization and Globalization. Palermo, 20−32.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести