В XXI в. финно-угроведение как в России, так и за рубежом сталкивается с серьезными вызовами: сокращаются фундаментальные исследования по различным направлениям; уходят из жизни уникальные специалисты (П. Домокош, А.Л. Сиикала, Х. Сарв, Р.Г. Кузеев, Т.П. Федянович, Ю.П. Смирнов, П.В. Денисов, Г.А. Никитина, Л.С. Христолюбова, А.А. Никишенков, П.И. Пучков, Ш.Ф. Мухамедьяров, Р.З. Янгузин и др.); меняются акценты научного дискурса в условиях общемировых трендов модернизации и глобализации; утрачиваются многие компоненты традиционного быта, и добывание новых эмпирических данных для воссоздания артефактов представляется все более затруднительным. В связи с этим сегодня так важно открытие и переосмысление научного наследия выдающихся ученых, внесших существенный вклад в становление и развитие не только финно-угроведения, но и этнографической науки в целом. Такая актуализация имеет не только теоретико-методологическое, но и большое научно-практическое значение. С этих позиций можно рассматривать и новую монографию А.Е. Загребина “Очерки истории финно-угорских исследований в России (вторая половина XIX – начало XX в.)”, вышедшую в Ижевске в 2019 г.

Профессор Алексей Егорович Загребин – признанный знаток историографии финно-угроведения, разработчик оригинальной концепции “эпохи–идеи–герои”, автор ряда крупных работ по актуальным проблемам модернизации удмуртской культуры, по теории и практике полевых исследований. Рецензируемая монография, безусловно, является продолжением глубоких изысканий автора.

Роль личности в истории, погружение во “внутреннюю лабораторию” ученого и его судьбу, персонифицированное восприятие профессии и окружающего мира – эти темы продолжают волновать пытливые умы, находящиеся в постоянном поиске новых смыслов в познании той или иной исторической эпохи. Особое значение в этом поиске с точки зрения профессиональной этнографии занимает анализ эмпирических сведений, полученных от ключевых информантов, которые, как верно подмечает А.Е. Загребин, являются не только носителями знания об изучаемой культуре, но и до известной степени “соавторами” научных текстов. С позиции опытного этнографа, относящегося к третьему исследовательскому поколению, А.Е. Загребин раскрывает взгляды основоположников финно-угорской этнографии А.О. Хейкеля, И.Н. Смирнова, Б. Мункачи и У.Т. Сирелиуса, работавших на рубеже XIX–XX вв. Методологическая особенность монографии заключается в том, что ее автор предпринял попытку раскрыть мировосприятие ученых, живших примерно в одно время, хотя и в разных государствах, развивавших одно научное направление и, несмотря на различные обстоятельства, преданно служивших избранному делу. Предложенный А.Е. Загребиным подход позволяет сформировать весьма объективную картину как общих, так и специфических черт жизни финно-угорских народов в исследуемых хронологических рамках.

Пристальное внимание автора обращено к личности Акселя Олая Хейкеля – первопроходца финно-угорских исследований, для которого развитие этнографии было смыслом жизни. Грандиозным проектом финских гуманитариев второй половины XIX в. стало основание в 1883 г. Финно-угорского общества, занимавшегося всесторонним изучением языков, истории, культуры и быта финно-угорских народов, организацией научных экспедиций в Россию для сбора этнографических материалов. Значительный вклад в изучение уральских языков и культур, наряду с А.О. Хейкелем, внесли Х. Паасонен, У. Сирелиус, Э. Сетяля, У. Харва, Ю. Вихман, А. Каннисто, К. Карьялайнен, Т. Лехтисало, Л. Кеттунен, А. Хамялайнен, А. Вяйсянен. В собирании обширных этнографических коллекций участвовали М.Е. Евсевьев, А.А. Шахматов и др.

Об особом политико-правовом значении финно-угорских изысканий свидетельствует тот факт, что учредителями данного научного общества являлись видные политические деятели Великого княжества Финляндского (граф Ф.Л. Гейден, Ф.А. Бруун, К.Х. Молландер). Как справедливо отмечает автор, деятельность Финно-угорского общества способствовала созданию атмосферы “сбережения народных традиций как базы нациестроительства”, а поиск разнообразных данных был призван более четко маркировать освоенное этносом пространство (c. 15). Финно-угорское общество продолжает свою работу и сегодня, к 2000 г. его членами (постоянными, почетными, иностранными) стали около 800 ученых, продолжающих традиции исследований в области финно-угроведения. Алексей Егорович Загребин – один из его почетных иностранных членов, кроме того, он имеет членство и в Обществе М.А. Кастрена (Финляндия).

Особое значение в определении рамок этнографии для А.О. Хейкеля имела визуализация предметов материальной культуры этноса. Так, при подготовке книги о мордовской одежде и вышивке он заказывал образцы местным вышивальщицам, а во время работы над реконструкцией костюмов и цветовыми таблицами обращался к мастерицам одного из модных ателье Гельсингфорса (Хельсинки). Велик вклад А.О. Хейкеля, проявившего особую “этнографическую зоркость”, в обоснование выводов о единстве и многообразии финно-угорских народов. По мнению А.Е. Загребина, исследование А.О. Хейкеля, посвященное истории народной архитектуры, не только стало пионерным проектом, легитимирующим этнографию как самостоятельное научное направление в Финляндии, но и послужило серьезным импульсом для изучения финно-угорских домостроительных традиций. В монографии приведены оригинальные материалы, в т.ч. переписка А.О. Хейкеля с Н.Н. Харузиным, извлеченная автором из архива Музейного ведомства Финляндии. А.Е. Загребин подчеркивает, что, разделяя “финно-угорскую идею”, А.О. Хейкель, казалось бы, нигде не первенствовал, однако был “изначально первым”, ему удалось “взрастить собственную ветвь на древе финно-угроведения”, что способствовало сохранению для потомков многих произведений уходящей культуры (c. 26, 40).

Второй фигурой, выделенной автором “Очерков…”, стал профессор Императорского Казанского университета Иван Николаевич Смирнов, личность и труды которого, по мнению Загребина, в истории финно-угроведения вызывали как никогда “разные оценки” и подлежали самому “пристальному разбору”. Обратившись к этнографии народов Поволжья и Приуралья, И.Н. Смирнов, по сути, сделал их “объектами большой науки”. Особую роль в становлении И.Н. Смирнова как ученого сыграла Казань – город, в котором во второй половине XIX в., как в инородческом научно-образовательном и социокультурном центре региона, на базе университета и находившихся в его орбите научных обществ происходило взращивание национальной интеллигенции финно-угорских народов того времени.

К заслугам И.Н. Смирнова справедливо относят исследование культурных взаимоотношений финнов и тюрков Поволжья. Ученый был убежден, что музейные собрания по отдельным народам следует представлять в сравнительно-историческом формате: с привлечением аналогичных образцов, бытующих у соседних этносов, чтобы проследить культурные влияния и заимствования. А.Е. Загребин подчеркивает вклад И.Н. Смирнова в становление “живой этнографии”, в т.ч. в создание в России этнографических музеев под открытым небом, способных продемонстрировать эволюцию культуры народа в естественном природном окружении. И.Н. Смирнов рассматривал этнографию как выражение творческой деятельности народа, стремясь сделать ее делом каждого культурного человека. И это в полной мере удалось передать автору “Очерков…”. Загребин погружает нас в мир текстов, размышлений ученого, в глубины его научного поиска. Вышедшая в 1895 г. монография И.Н. Смирнова “Мордва” содержала немало оригинальных сведений, существенно расширивших знания об общественном устройстве и семейном быте мордовского народа. Эта книга в 2002 г. была переиздана в Саранске, что свидетельствует о ее значимости.

Несомненно, жизненным и профессиональным испытанием для И.Н. Смирнова стало его участие в качестве эксперта-этнографа в “Мултанском деле” (1892–1896 гг.) – одном из наиболее резонансных судебных процессов в истории финно-угорских народов. Ключевым в процессе был вопрос о существовании у удмуртов религиозной практики жертвоприношений. И только колоссальными усилиями прогрессивной общественности удмурты были оправданы, а выдвинутое обвинение было признано ложным. Вместе с тем следует отметить, что в ходе рассмотрения дела многие сведения о крестьянском быте удмуртов намеренно трактовались как подтверждающие человеческие жертвоприношения. Не исключено, что заявление И.Н. Смирнова о существовании в древности у финно-угорских народов такой практики, нашедшей отражение в фольклоре, могло быть вырвано из контекста и рассмотрено тенденциозно в условиях предвзятой односторонности, с которой велись предварительное следствие и судебное разбирательство. Мултанский процесс вышел за рамки обстоятельств дела: обсуждение широкого пласта проблем государственно-правовой интеграции инородцев обнажило целый комплекс предрассудков в оценке их жизнедеятельности, прежде всего отказ признавать особенности этнического и конфессионального многообразия. Процесс продемонстрировал, как чрезвычайно сложно народу сохранить свой положительный “имидж”, а также незащищенность этносов и уязвимость их правового положения.

Уникальность исследований венгерского академика Берната Мункачи во многом состоит в том, что они основаны на фольклорно-этнографических материалах, собранных им среди российских солдат, оказавшихся в плену на территории Австро-Венгрии, в условиях “милитаризованной несвободы”. Загребин впервые вводит в современную российскую этнографию часть научного наследия человека, который не только создал фундаментальные своды народной поэзии обских угров и удмуртов, но и как никто другой способствовал гуманизации научной деятельности.

В параграфе, посвященном “лагерной этнографии”, Загребин осветил многосложность и трагедийность положения финно-угорских народов, оказавшихся в Первую мировую войну по разные стороны глобального конфликта, приведшего в итоге к серьезным изменениям в политической обстановке. Оказалось, что среди многочисленных русских военнопленных были солдаты финно-угорского и тюркского происхождения, они были использованы Венгерской академией наук для сбора фольклорно-этнографических материалов. Сохранились уникальные звукозаписи, первоначально сделанные австро-венгерскими исследователями на восковых дисках; позднее они были переведены в цифровой формат. Многие материалы австро-венгерского научного наследия периода Первой мировой войны, извлеченные из фонограммархива Австрийской академии наук, впервые опубликованы на русском языке Алексеем Егоровичем. За вклад в изучение истории этнографии Венгрии, популяризацию работ венгерских финно-угроведов А.Е. Загребин в 2015 г. был награжден государственной наградой Венгерской Республики Золотым крестом почета.

Последний раздел книги посвящен крупнейшему финскому этнографу профессору Ууно Таави Сирелиусу, по праву считающемуся основателем финляндской этнографической школы. У.Т. Сирелиус поставил задачу расширения сравнительных исследований традиционного быта и видов хозяйствования финнов, коми, удмуртов, хантов, татар, карелов. В ходе многочисленных экспедиций ему удалось собрать богатые этнографические данные, в т.ч. фотоматериалы. У.Т. Сирелиус своими полевыми исследованиями пропагандировал “хождение в народ”, увлекая личным примером студентов, ориентируя молодых ученых на подготовку публикаций в жанре “этнографического письма” главным образом на основе личных этнографических наблюдений. В России у У.Т. Сирелиуса были последователи, вышедшие из среды финно-угорских народов и хранившие память о совместной работе с ним, к их числу относятся В.П. Налимов, Т.Е. Евсевьев, К.П. Герд.

Завершая рецензию, хочу отметить, что автору, выбравшему для своей монографии жанр очерка, удалось не только донести до читателя значимость научного вклада четырех выдающихся ученых, основоположников финно-угроведения, но и раскрыть их яркую творческую индивидуальность. Этих столь разных исследователей объединила эпоха (все они работали на рубеже XIX–XX вв.), но кроме того, всех их отличала преданность раз и навсегда выбранному пути. А.Е. Загребин выражает благодарность своим учителям-наставникам и друзьям-критикам за “возможность обсуждать мотивы и поступки людей, от которых нас отделяет время, языковые реалии и ментальные установки” (c. 115). Соглашусь с автором, что в любые времена личное общение и широкое научное обсуждение служат неисчерпаемым источником вдохновения и движения вперед.