Рецензируемая монография посвящена актуальной в научном и практическом отношении теме – реформированию монастырей и монашества в Российской империи в ХVIII – начале ХХ в. Несмотря на то что в историографии уже накоплен некоторый опыт изучения данной проблематики, выход в свет книги екатеринбургской исследовательницы М.Ю. Нечаевой весьма важен. Появление такого исследования именно в Екатеринбурге не случайно: там в течение последних 10–15 лет происходит плодотворный диалог «светских» и «церковных» историков, регулярно проводятся научные конференции, издается серия сборников и журналов «Церковь. Богословие. История».

Хронологические рамки работы – 1721–1917 гг., но они не являются жёсткими: по ходу изложения автор свободно перемещается во времени, иногда возвращаясь к ХV–ХVII вв., попутно уточняя ряд спорных моментов по датам основания некоторых монастырей. Региональные рамки работы – Средний Урал, понимаемый автором географически, а не административно. Это две губернии – Вятская и Сибирская, – образовавшие в 1781 г. одну – Пермскую, и две епархии – Вятская и Тобольская, а с 1796 г. – Пермская, совпавшая с губернией. В 1885 г. были образованы две отдельные епархии – Пермская и Екатеринбургская. Региональной «замкнутости» в книге Нечаевой тоже нет, она широко распахнута ко многим другим регионам Российской империи, таким как Нижегородское Поволжье, центральные регионы страны, Северо-Запад, Малороссия, Новороссия, Восточная Сибирь.

Монашество понимается автором и как реально существовавшая религиозно-социальная общность, и как воспринимаемая людьми некая идеальная модель, матрица религиозной жизни (с. 12). В её длительной эволюции сочетались имеющие глубокую старину церковно-правовые, а также более динамичные государственно-правовые факторы. Всякое обновление и тем более коренное изменение этих основ на региональном и локальном уровнях заслуживает самого пристального внимания.

Во Введении отрадное впечатление производит чётко прописанная историография. Автор показала разные линии изучения этой проблематики: справочно-описательную; рассмотрение отдельных монастырей; более аналитическую в отношении церковных реформ Петра I и Екатерины II, церковно-государственных отношений в ХIХ – начале ХХ в., а также историко-философские, богословские и культурологические разработки по феномену старчества в синодальный период. При этом региональная научная и краеведческая литература органично вписывается автором в общий поток исторических исследований. Нечаева учитывает и использует новейшие подходы, уделяющие большее внимание, чем это было ранее, социокультурным и гендерным аспектам, истории повседневности, просопографии, микро- и локальной истории.

В обзоре источников очевиден не только масштаб мобилизованной исследовательницей весьма трудоёмкой для систематизации документальной базы, а это десятки фондов региональных и федеральных архивов (относящихся к отдельным монастырям, архиерейским домам, консисториям), но и ценные попутные наблюдения над несовершенством научно-справочного аппарата у ряда фондов (например, Тобольской духовной консистории). Автор создала несколько поисковых баз данных по архивной документации из 2,5 тыс. записей, по законодательным актам – из 1 560 записей. Однако особую ценность представляют две просопографические базы за 1722–1920 гг.: по 142 ведомостям монашествующих 17 мужских монастырей на 1 905 персоналий и по 137 ведомостям 24 женских монастырей на 5 934 персоналии (с. 15–16).

Книга структурирована не по традиционным главам, а по двум обширным разделам с внутренним членением на цифровые рубрики. Первый раздел посвящён подробному рассмотрению монашества в период от Петровских преобразований до начала 1760-х гг.; второй – секуляризационной реформе 1764 г., механизму её внедрения и последствиям. В монографии наиболее удачно выписаны две проекции: историко-правовая и социальная. Автор досконально изучила канонические, церковные и государственные нормативно-правовые основания существования монастырей и монашеской жизни, учтены даже акты Вселенских соборов (с. 60–61). Она показала конкретную реализацию разного рода установлений в практике их реформирования: не все шаги Петровской политики были продуманы, информационно обеспечены – Синод не владел всеми данными о положении дел на местах (с. 40, 53, 57). Здесь для читателя важны предлагаемые Нечаевой уровни анализа: общероссийский, региональный, локальный. Исследовательница показала, как чрезмерное администрирование при внедрении реформ Петра I с его неиссякаемой энергией и неукротимой волей, подчас не во всём продуманных, импульсивных, вредило делу самого реформирования, наносило иногда больше ущерба, чем пользы (с. 40, 57).

Монашество рассматривается Нечаевой в органической связи с проблемами социальной истории России ХVIII – начала ХХ в. Она установила, что более половины монастырских насельников на Среднем Урале в 1722–1724 гг. принадлежали<em><strong> </strong></em>к<em><strong> </strong></em>крестьянству и бобыльству (49 и 10%), 18% были горожанам, 7% – выходцами из приходского духовенства, 4% – представителями служилых сословий (с. 30). Избегая «региональной монотонности», автор указывает отличия в социальном составе монашества Вятской епархии, где 78% составляли жители городов. В далматовских же обителях Зауралья, где в прошлом велика была роль государства в процессе монастырской колонизации, преобладали иноки из служилых людей (с. 31).

Удачным авторским приёмом следует назвать активное привлечение к анализу процесса реформирования монастырей судебной документации 1720–1730-х гг., отразившей массовые и повсеместные нарушения правовых норм Духовного регламента 1721 г. и последующих правительственных указов в отношении возрастных и социальных ограничений на поступление в монашество (с. 72–89 и др.). Нечаева показала изменение численности пострижеников в изученном ею регионе. Так, в 13 монастырях Среднего Урала она в 1730-х гг. сократилась на 18% (с. 215). В 1740-х – начале 1760-х гг. вдовое духовенство стало основным социальным источником пополнения монашества, но происходило это, как правило, под явным давлением епархиальных и монастырских властей. К концу ХVIII в. монашеская жизнь в обителях Среднего Урала едва поддерживалась на минимальном уровне (с. 111, 113).

С интересом читается последний сюжет монографии («Плеяда новых…»), где рассмотрен настоящий взлёт монастырского учредительства на Урале в ХIХ – начале ХХ в., стихийно идущий «снизу». В это время появились десятки монастырей нового поколения, по преимуществу женские, общежительные, крестьянские, миссионерские, с аскетическим трудом. Динамика их появления к 1915 г., по наблюдениям Нечаевой, на Среднем Урале опережала общероссийскую: мужских монастырей появилось в 2,3, а женских – в 22 раза больше (с. 211–212). Это показывает живучесть, устойчивость монашеской традиции в России, многообразие моделей монашеского служения, высокую адаптивность этого явления к меняющимся социально-политическим условиям.

Мои замечания к тексту чисто технические: можно посетовать на небольшой размер шрифта при необычно широком формате книги, а в сносках шрифт и вовсе микроскопический. Положение читателя здесь могло облегчить хотя бы выделение курсивом фамилий, но и этого нет. А ведь в сносках автор приводит весьма ценные дополнительные сведения, наблюдения, аналитические суждения, которые можно было бы перенести и в основной текст (см., например, примеч. 106 на с. 40 и примеч. 235 на с. 60). Не случайно ссылкам как важному элементу научного текста недавно была посвящена специальная работа¹.

Монография только выиграла бы при наличии в ней карты-схемы монастырей Среднего Урала и указателей – именного и географического. Видимо, их отсутствие объясняется обстоятельствами издания книги, на которые автор повлиять не могла. И всё же добавлю, что размещённые в конце (с. 220–228) Приложения (в оглавлении они почему-то названы «Примечаниями») по сути являются таблицами и ничем не отличаются от многочисленных таблиц внутри текста. На мой взгляд, уместно было бы дать в конце работы общий список последних. Перечень же сокращений, поданный в виде таблицы, выглядит не вполне обычно (с. 229).

Вызывает вопросы и использование некоторых терминов. Так, слово «двойные» (мужские и женские) монастыри лучше было бы заменить на «совместные». То же самое касается «малобратственных» и «многобратственных», «маловотчинных» и «многовотчинных» монастырей. В тех случаях, когда данные определения берутся из законодательных актов, читателю не помешали бы авторские пояснения. Затрудняет чтение книги использование автором тяжеловесных и трудночитаемых слов и выражений, как, например, «разведение мужских и женских монастырей» (с. 57; при том, что гендерные аспекты в монографии сами по себе весьма интересны), «иночествующие», «секуляризующееся российское общество» (с. 12), «регуляция» вместо «регулирование» (с. 41, 52, 216) и др.

Разумеется, эти мелкие замечания не отменяют того факта, что крупный по объёму текст тщательно вычитан, отредактирован, чётко выстроен и логичен. Думаю, что и само слово «монастыри» можно было бы включить в заголовок книги – получилось бы название, адекватное её содержанию.

В целом же монография М.Ю. Нечаевой является доброкачественным научным трудом, представляет интересный опыт комплексного регионального исследования, плодотворный для размышлений о церковно-государственных отношениях в России синодального периода в процессе их реформирования, статике и динамике в многовековой эволюции монастырей, монашества и Церкви как таковой.<strong> </strong>