Абу Эртейла – мероитский памятник в 9 км к югу от Мероэ (Судан), расположенный в Вади эль-Хавад, недалеко от Аулиба. С 2009 г. здесь работает совместная Российско-итальянская археологическая миссия в Абу-Эртейле (Институт востоковедения РАН – Институт Ближнего и Дальнего Востока (ISMEO), Италия; содиректоры Э.Е. Кормышева и Э. Фантусати), которая исследует комплекс зданий мероитского периода, включающий храм, основанный царем Натакамани в начале I в. н.э. (Ком II) и административное здание (Ком I).

В 2013 г. в верхнем слое центральной части Кома II были обнаружены три небольших фрагмента от керамического лепного предмета прямоугольной формы (полевой номер AE13/II-3/16; рис. 1, 1), назначение которого на момент находки не удалось определить. В 2015 г. при исследовании святилища мероитского храма на Коме II, к востоку от алтаря из темного песчаника с именем царя Натакамани (см. рис. 2) был найден еще один разбитый керамический лепной предмет прямоугольной формы (полевой номер AE15/II-R26/1, AE15/II-42/1; рис. 1, 3; 4). В процессе реставрации стало ясно, что первоначально это был прямоугольный сосуд-поднос с внутренними перегородками, образующими знак анх с широкими ветвями. Перегородки полностью разрушены, однако знак анх читается по темным зонам, образовавшимся в результате обжига предмета в гончарной мастерской. Размеры подноса 30,5 × 24,5 см, высота 5,7–6,4 см.

Глина обоих сосудов идентична и демонстрирует типичный для Абу Эртейлы вариант местных глин, использованный и для изготовления больших цилиндрических сосудов, в большом количестве найденных на Коме I и Коме II. Глина пустынного характера, происходящая из вади, имеет среднетонкую текстуру, серо-бежевый цвет на сколе и содержит примеси растительных частиц, железистых окислов и каолиновых зерен. Внутренняя часть сосуда покрыта красным ангобом, стенки снаружи ангобированы лишь частично, дно снаружи осталось без покрытия. Вероятно, подобные сосуды-подносы, как и крупные цилиндрические сосуды и «одноминутные» чаши¹, были изготовлены в гончарной мастерской неподалеку от Абу Эртейлы, в районе Вади эль-Хавад.

Фрагментированный керамический сосуд-поднос AE15/II-R26/1, AE15/II-42/1 находился рядом с алтарем в храмовом святилище (см. рис. 2), однако был смещен со своего первоначального места, тогда как недекорированный прямоугольный жертвенник (полевой номер AE15/II-R26/st3) из желтого песчаника остался лежать in situ на полу храма, у восточной стороны алтаря (см. рис. 3). Тем не менее ритуальные функции прямоугольного подноса со знаком анх внутри достаточно очевидны. В этом же слое, севернее керамического подноса, находились фрагменты прямоугольного предмета из местного желтого песчаника (полевой номер AE15/II-42/st4, рис. 1, 2), – вероятно, еще одного подноса для ритуальных действий.

Похожие предметы, как керамические, так и из песчаника, были найдены в других мероитских храмах: в храмах Амона в Мероэ², эль-Хассе³, Аулибе⁴ и Наге⁵, в храме Льва N 300 в Наге⁶, в храмах II D в Муссаварат эс-Суфре⁷ и Вад Бан Наге⁸ (см. рис. 4 и 5). В специальной литературе их принято называть жертвенными подносами или мисками, а также подносами для возлияний (offering basins, libation basins, libation trays⁹), в отличие от собственно прямоугольных каменных жертвенников с выступом-сливом (Opfertafeln, Opferplatten, tables d’offrandes, offering tables или offering-stones), характерных для мероитских памятников¹⁰, но первоначально появившихся в Египте¹¹. Как отмечал Ф. Хинце, такие сосуды также были обнаружены в поминальных часовнях пирамид Бегравии N 25, 26 и 36¹² и обычно рассматриваются как подносы для совершения жертвенных возлияний. Весьма примечательно, что ареал распространения этих предметов сравнительно небольшой и охватывает лишь территорию «острова Мероэ» – области на восточном берегу Нила, от Атбары на северо-востоке до Голубого Нила на юго-западе. Севернее устья Атбары и южнее шестого порога такие подносы пока не выявлены, и все находки концентрируются в столичном регионе.

Внутренний декор каменных и керамических подносов выполнен в форме знака анх , сочетания знаков анх, цветочных розеток и четырехлепестковых соцветий , геометрических знаков, разделяющих внутреннюю часть на несколько сегментов (рис. 4).

В большинстве случаев находки этих предметов приурочены к алтарям: они могли лежать к востоку, западу или югу от алтаря, на подиуме (как в храме Амона в Наге¹³, см. рис. 4, 2) или перед ним (в храме Амона в Мероэ¹⁴, см. рис. 4, 3). Это обстоятельство позволяет установить ритуальные функции данных предметов, служивших, вероятно, для возлияния воды¹⁵ (возможно, также вина и молока¹⁶) перед алтарем.

Доминирование символических мотивов над геометрическими в форме подносов для возлияний указывает на их сакральную функцию. Учитывая, что мероиты и в I в. н.э. продолжали пользоваться египетской иероглификой в храмовых и посвятительных надписях наряду с собственным письмом, а египетская символика, атрибуты и изображения богов (в том числе исходно египетских, таких как Амон, Исида, Бастет и др.) продолжали применяться в храмовом декоре¹⁷, вряд ли стоит сомневаться, что они прекрасно знали и ориентировались в значении употребляемых ими символов. Знаки анх символизируют жизнь, цветочные розетки, как предполагает Д. Мишо-Коломбо, связаны с возрождением Осириса и восстановлением жизненных сил¹⁸, а четырехлепестковые соцветия коррелируют с молодостью¹⁹. Соответственно, вода или иная жидкость, налитая в подобный сосуд, приобретает особые, священные свойства, тем самым давая жизнь и воскрешение тому, кому была предназначена.

Найденные в мероитских храмах подносы для возлияний относятся к периоду от I до III в. н.э., причем в Абу Эртейле и эль-Хассе – ко II–III вв. н.э. Примечателен и тот факт, что на храмовых рельефах при изображении культовых действий возлияние в такой прямоугольный сосуд почти не нашло своего отражения: перед богами, восседающими на тронах, показаны главным образом конические чаши на высоких подставках²⁰, иногда со свисающими черпаками, как, например, на стеле царя Таритекаса из Мероэ²¹ (конец I в. до н.э.) и на бронзовой чаше из Гаммаи²² (III в. н.э.), а иногда даже в виде двуручной амфоры (в храме Льва в Наге²³, I в. н.э.). Тем не менее в редких случаях мы видим ритуальное возлияние в прямоугольный сосуд, поставленный на высокую подставку и показанный фронтально (рис. 6) – на рельефе из культовой часовни пирамиды царя Аркамани I (первая половина I в. до н.э.) в южном некрополе Бегравии²⁴ (Beg. S 6) и на прямоугольном жертвеннике царевича (?) Аманихедоло (вторая половина II в. н.э.) из западного некрополя Мероэ²⁵. Однако у нас нет полной уверенности, что в этих случаях показан прямоугольный поднос, а не жертвенник, так как на рельефе в часовне другой бегравийской пирамиды (Beg. N 17, вторая половина – конец I в. н.э.) ясно, что Анубис и Исида совершают ритуальное возлияние в прямоугольный жертвенник перед сидящим на троне царем Аманитенмомиде²⁶. Такие прямоугольные жертвенные столики, преимущественно из песчаника, в значительном количестве обнаружены на территории Мероитского царства (выше мы упоминали, что один такой жертвенник располагался in situ рядом с алтарем в святилище храма в Абу Эртейле).

Культовые действия с использованием сосудов с перегородками в форме какого-либо знака, имеющего египетское происхождение, как, например, знак анх, могли быть заимствованы из египетской храмовой практики. Каменные сосуды с фигурными внутренними перегородками, в том числе в виде символа анх, древние египтяне стали изготавливать еще в раннединастическое время. Наиболее показательный пример – сосуд из граувакки в форме сочетания знаков (anx) и (kA) из коллекции музея Метрополитен, предположительно, из Абидоса²⁷ (рис. 7). Керамический поднос, разделенный на сегменты и напоминающий цветочную розетку, был обнаружен в погребальной камере Сенебтиси²⁸ (Лишт, поздняя XII – ранняя XIII династия). По предположению Г. Фишера, такие подносы использовались для проведения ритуала очищения и возлияния воды, предназначенного и для живых, и для умерших. Использование в декоре подносов знаков анх и изображение возлияния со знаками анх в храмовых рельефах и на папирусах эпохи Нового царства и Третьего Переходного периода должно было символизировать «даяние жизни» тому, кому ритуал был адресован²⁹.

Впрочем, использование египтизированной храмовой утвари в мероитских храмах неудивительно: собственно архитектура этих храмов, их планировка и декор также демонстрируют многочисленные египетские черты, имеющие отчетливое сходство с храмами Египта Нового царства, Позднего периода и греко-римского времени³⁰.

Следует отметить, что обнаружение в храмах различных богов мероитского пантеона и в царских пирамидных часовнях однотипных подносов для ритуальных возлияний свидетельствует о единообразии храмовых обрядов Мероэ, не привязанных к культу какого-то одного божества или поминаемого царя или царицы. Местная глина, использованная для изготовления двух подносов из Абу Эртейлы, также показывает, что храмовую утварь (по крайней мере простейшую), вероятно, делали в хозяйствах этих храмов, а не централизованно доставляли из неких специальных мастерских.

Нельзя оставить без внимания и тот факт, что, по-видимому, использование крупных керамических фигурных сосудов, формой отдаленно напоминавших мероитские подносы для возлияний, имело место и в христианской Нубии: при раскопках церкви в Селибе (XI–XII вв. н.э.) были найдены многолопастные сосуды, которые, по предположению Б. Журавского, использовались в церковных ритуалах, литургиях, для причастия³¹. Вероятно, здесь мы можем видеть сохранение отголосков мероитской храмовой практики в форме церковной христианской утвари.